– Значит, вы отрицаете всю историю? Считаете ее мифом?
От искры пополз язычок пламени.
– Не отрицаю. Подвергаю сомнению. Скажите, кто писал вашу историю?
– Монашеские ордена, разумеется. В темные времена только они и могли это сделать. – Аполлон перенес пламя на фитиль.
– Ну вот! А сколько раскольнических орденов фабриковали историю во времена антипап, выдавали свои версии за труды древних? Вы этого не знаете, не можете знать. То, что на континенте когда-то существовала более развитая цивилизация, отрицать невозможно. Посмотрите на развалины, на ржавый металл, и вы все поймете. Раскопайте полосу нанесенного ветром песка – найдете разрушенные дороги. Но где механизмы, о которых нам рассказывают ваши историки? Где останки самодвижущихся повозок, где летающие машины?
– Перекованы на орала и мотыги.
– Или вообще не существовали?
– Если вы в этом сомневаетесь, то зачем изучать документы Лейбовица?
– Потому что сомнение – не то же самое, что отрицание. Сомнение – мощный инструмент, и его нужно применять к истории.
Нунций сухо улыбнулся:
– Чего же вы хотите от меня, ученый тон?
Таддео порывисто наклонился к нему:
– Напишите аббату. Заверьте его в том, что с документами будут обращаться с предельной осторожностью и вернут их после того, как мы полностью изучим содержимое.
– А от чьего имени я должен его уверять – от своего или вашего?
– От имени Ханнегана, от вашего и от моего.
– Я могу сделать это только от вашего имени и от имени Ханнегана. У меня своих войск нет.
Ученый покраснел.
– Скажите, – поспешно добавил нунций, – если не считать разбойников, то почему вы непременно хотите изучить их здесь, а не отправиться в аббатство?
– Самая веская причина, о которой вы можете написать аббату, состоит в следующем: если документы подлинные и если мы должны изучать их в аббатстве, то подтверждение будет мало что значить для других светских ученых.
– То есть ваши коллеги решат, что монахи вас обманули?
– М-м, не исключено. А вот если документы доставят сюда, тогда каждый сведущий член коллегии сможет составить о них свое мнение. Их увидят заезжие тоны из других государств. Но мы же не можем перевезти всю коллегию на полгода в пустыню.
– Логично.
– Вы отправите просьбу в аббатство?
– Да.
Тон Таддео, казалось, был удивлен словами нунция.
– Только это будет ваша просьба, а не моя, – добавил Аполлон. – И по моему личному мнению, дом Пауло, аббат, ответит отказом.
Однако тона, похоже, этот ответ удовлетворил. После его ухода нунций вызвал к себе секретаря:
– Завтра ты отправишься в Новый Рим.
– Через аббатство Лейбовица?
– Заедешь туда на обратном пути. Сообщение нужно срочно доставить в Новый Рим.
– Да, мессер.
– Когда прибудешь в аббатство, передай дому Пауло, что царица Савская ждет Соломона. Ждет, что он придет к ней с дарами. Потом заткни уши. Когда его гнев утихнет, поспеши сюда, чтобы я мог передать его отказ тону Таддео.
13
В пустыне время идет медленно, и редко какие события отмечают его ход. Два раза сменилось время года с тех пор, как дом Пауло отклонил просьбу, доставленную с Равнин, однако лишь несколько недель назад дело было улажено. Или не было? Тексаркане его исход явно не понравился.
На закате аббат ходил вдоль стен аббатства. Его покрытая щетиной челюсть напоминала старую скалу, стоящую на пути бурунов в море событий. Редеющие волосы, словно белые вымпелы, развевались под пустынным ветром. Ветер плотно, словно повязку, прижимал одеяние к согбенному телу, делая аббата похожим на истощенного Иезекииля, у которого тем не менее откуда-то взялось округлое брюшко. Спрятав узловатые руки в рукава, аббат хмуро поглядывал вдаль, туда, где стояла деревня Санли-Бовиц. В красных лучах солнца его тень двигалась взад и вперед по двору аббатства, и монахи, которые натыкались на нее на своем пути, удивленно поднимали взгляд, чтобы посмотреть на старика. В последнее время их наставник пребывал в скверном настроении и во всем видел дурные предзнаменования. Монахи шепотом передавали друг другу слухи о том, что вскоре у братьев святого Лейбовица будет новый повелитель: старик плох, очень плох. Братья понимали, что если аббат услышит эти перешептывания, то шептунам придется быстро лезть через стену. Однако аббат не обращал внимания на слухи; он прекрасно знал, что они не лгут.
– Прочти мне его еще раз, – внезапно сказал он монаху, который стоял подле него.
Капюшон монаха слегка дернулся.
– Какое, Domne?
– Ты знаешь, какое.
– Да, господин. – Монах порылся в рукаве, отягощенном множеством документов и писем, и нашел нужное. К свитку был прикреплен ярлык:
«SUB IMMUNITATE APOSTOLICA HOC SUPPOSITUM EST.
QUISQUIS NUNTIUM MOLESTARE AUDEAT, IPSO FACTO EXCOMMUNICETUR.
DET: R’dissimo Domno Paulo de Pecos, AOL, Abbati
[44]
(В монастырь братьев Лейбовица,
Что в окрестностях деревни Санли-Бовиц,
Юго-Западная пустыня, Денверская империя)
CUI SALUTEM DICIT: Marcus Apollo
Papatiae Apocrisarius Texarkanae
[45]
– Да, оно. Читай же, – нетерпеливо сказал аббат.
– Accedite ad eum…
[46] – Монах перекрестился и по обычаю произнес благословение текстов. Его произносили перед тем, как что-то прочитать или написать, – почти так же неукоснительно, как и молитву перед трапезой. Братьям Лейбовица было поручено сохранять грамотность и знание в темную эпоху, и подобные небольшие ритуалы помогали им не забыть о своей задаче.
Он поднял свиток высоко против солнца, чтобы тот стал прозрачным.
– «Iterum oportet apponere tibi crucem ferendam, amice…»
[47]
Певучим голосом монах читал письмо, высматривая слова среди леса обильных завитушек. Аббат прислонился к парапету, наблюдая за грифами, которые кружили над горой Последний Приют.
