Монах тяжело вздохнул, почесал бороду и невидящими глазами уставился на вторую телеграмму.
– Три вопроса, – произнес аббат. – Сейчас не отвечай, но подумай, и подумай хорошенько. Первый: поедешь ли ты? Второй: ощущаешь ли ты в себе призвание стать священником? Третий: хочешь ли ты возглавить группу? И «хочешь» не означает «хочешь по приказу». Я говорю об энтузиазме или о готовности его обрести. Подумай. У тебя три дня – а может, и меньше.
* * *
Строения и территория древнего аббатства сохранились почти в изначальном виде. Для защиты старых зданий от натиска молодой нетерпеливой архитектуры снаружи, за стенами и по ту сторону шоссе были сделаны кое-какие изменения – иногда даже за счет удобства. В старой трапезной просела крыша, а чтобы попасть в новую, требовалось пересечь шоссе. Неудобство частично компенсировалось наличием подземного перехода.
Шоссе, построенное несколько столетий назад и недавно расширенное, было той же дорогой, по которой некогда шли армии язычников, пилигримы, крестьяне, кочевники, ехали телеги, запряженные ослами, скакали всадники с Востока, ехали орудия, танки и десятитонные грузовики. Движение текло непрерывным потоком или тонкой струйкой в зависимости от эпохи и времени года. Когда-то, давным-давно, шоссе состояло из шести полос, и по нему ездили роботы. Затем движение по нему прекратилось, покрытие потрескалось, а в трещинах после дождя выросла редкая трава. Шоссе засыпало землей. Жители пустыни выкапывали обломки бетона, чтобы строить из них хижины и баррикады. Эрозия превратила трассу в пустынную тропу через пустоши. Но теперь здесь, как и раньше, были шесть полос и роботы.
– Транспорта сегодня мало, – заметил аббат, когда они вышли из старых главных ворот. – Пойдем поверху – после пылевой бури в тоннеле нечем дышать. Или ты не хочешь уворачиваться от автобусов?
– Пойдем, – согласился брат Джошуа.
Мимо пролетали приземистые грузовики со слабыми фарами (только для предупреждения пешеходов); визжали шины и стонали турбины. С помощью параболических антенн грузовики следили за дорогой, магнитные «усики» нащупывали направляющие стальные полосы в дорожном полотне, и машины стремительно катились по красноватой люминесцентной реке из смазанного маслом бетона. Эти чудища, экономические частицы в артерии человечества, мчались мимо двух монахов, перебегавших от одной полосы к другой. Если попасть под один из них, то тебя будет давить один грузовик за другим, пока устройство службы транспортной безопасности не счистит с дорожного покрытия расплющенный отпечаток человека. Сенсоры автопилотов лучше замечали объекты из металла, чем из мышц и костей.
– Зря мы… – выдохнул Джошуа, когда они добрались до центрального островка. – Смотрите, кто там.
Аббат пригляделся, затем хлопнул себя по лбу.
– Миссис Грейлс! Я начисто забыл: сегодня она меня выслеживает.
– Вас? Она была здесь вчера вечером, и позавчера тоже. Я думал, она хочет, чтобы ее кто-нибудь подвез. Что ей от вас нужно?
– На самом деле – ничего. Ухитрилась втридорога продать помидоры сестрам, а разницу теперь отдаст мне – пожертвует в пользу бедных. Такой ритуал. Против него я не возражаю; плохо то, что начнется после. Сам увидишь.
– Может, вернемся?
– И обидим ее? Чушь. Она уже нас заметила. Идем.
Они снова бросились сквозь поток грузовиков.
Двухголовая женщина с пустой корзиной ждала у новых ворот, что-то напевая своей шестиногой собаке. Четыре лапы собаки были здоровыми, и еще две бесполезно болтались по бокам. Столь же бесполезной была и вторая голова женщины – маленькая, словно у херувима. Она никогда не открывала глаза и не дышала; она лежала на плече женщины, слепая, глухая, немая. Возможно, у нее отсутствовал мозг, ведь никаких признаков независимого сознания или характера не наблюдалось. Лицо первой головы постарело и покрылось морщинами, а лицо второй сохранило черты младенца, хотя кожа загрубела и потемнела под действием солнца и пустынного ветра.
Когда монахи подошли ближе, старуха сделала книксен, а ее собака, зарычав, попятилась.
– Доброго вечера, отец Зерки, – протянула старуха. – Наидобрейшего вечера и вам, брат.
– Здравствуйте, миссис Грейлс.
Шерсть у собаки встала дыбом; она залаяла и яростно запрыгала, обнажая клыки и делая вид, что сейчас вцепится в лодыжку аббата. Миссис Грейлс немедленно врезала ей корзиной. Собака впилась зубами в корзину, а затем прыгнула на свою хозяйку. Миссис Грейлс продолжала размахивать корзиной, и, получив несколько звучных шлепков, собака с рычанием отступила и уселась перед воротами.
– Присцилла в прекрасном настроении, – добродушно заметил Зерки. – У нее будут щенки?
– Простите меня, грешницу, ваша честь, – сказала миссис Грейлс, – но собачка, черт ее побери, такая не потому, что на сносях. Это все мой муженек. Заколдовал болезную – просто из любви к чародейству, – и теперь она всего пужается. Простите, ваша честь, за ее проказы.
– Ничего. Ну, доброй вам ночи, миссис Грейлс.
Но уйти оказалось не так-то просто. Старуха схватила аббата за рукав и неотразимо улыбнулась беззубым ртом.
– Одну минутку, святой отец, уделите всего минутку старой торговце пумидорами.
– Разумеется! Я с радостью…
Джошуа криво улыбнулся аббату и пошел к собаке, чтобы провести переговоры относительно права прохода. Присцилла смотрела на него с явным презрением.
– Вот, святой отец, вот, – говорила миссис Грейлс. – Возьмите эту малость для вашей кружки. Вот… – Звякнули монеты; Зерки запротестовал. – Нет, берите, берите! О, я знаю, вы всегда отказываетесь – но я не такая нищая, как вы думаете. А вы творите добрые дела. Если не возьмете, то мой никчемный муженек потратит их на какую-нибудь дьявольщину. Вот… я продала пумидоры, взяла за них хорошую цену, купила кормежки на неделю и даже игрушку для Рейчел. Я хочу отдать это вам. Вот.
– Вы очень добры…
– Гррампф! – донесся властный лай от ворот. – Гррампф! Роуф! Роуф! Ррррррроуфф! – Последовали лай, визг и вой Присциллы, которая начала отступать по всему фронту.
Вернулся Джошуа, держа руки в рукавах.
– Она тебя укусила?
– Грррампф! – ответил монах.
– Что ты с ней сделал?
– Грррампф! – повторил брат Джошуа. – Роуф! Роуф! РрррррООУУФФ! – А затем объяснил: – Присцилла верит в оборотней.
Собака ретировалась, однако миссис Грейлс снова схватила аббата за рукав:
– Еще минутку, святой отец, и я вас больше не задержу. Мне нужно поговорить с вами о малышке Рейчел, о ее крещении и наречении. Я хотела спросить, не окажете ли вы мне честь…
– Миссис Грейлс, – мягко прервал ее аббат, – обратитесь к священнику своего прихода. У меня нет прихода – только аббатство. Поговорите с отцом Сейло из церкви Святого Михаила. В нашей церкви даже крестильной чаши нет, и женщин мы пускаем только на трифорий…
