И я впервые вижу такие испуганные глаза у отца.
Демон, демон пришел за моей мамой. Тогда я не знала, но он выглядел именно так. Как лихорадка, пожирающая жизнь людей.
Эпидемия. Красная лихорадка. Демон, чье любимое лакомство — магически одаренные люди. Хотя и моего отца он нашел достаточно вкусным, чтобы забрать с собой.
Я проснулась от дикого, скрутившего все мое нутро кошмара. Тогда я была ребенком и не понимала весь ужас происходящего. Гораздо позже, когда мне рассказали, что родители умерли, начала осознавать, что я теперь одна. Что смерть реальна и прошла совсем близко от меня. Мне повезло, что тогда я не заразилась. Но многим — нет. Моим родителям, родителям Петера… Почти все кого-то потеряли. Среди магических семей так уж точно.
Эпидемия закончилась так же резко, как и началась. И трое из четырех погибших были магами и чародеями. Тогда это казалось едва ли не проклятием, которое наслали на племя одаренных за их высокомерие и своеволие.
Но я и подумать не могла, что красная лихорадка была «выращена» человеком в одной из государственных лабораторий. Целителем, который сам же умер от нее одним из первых. Это действительно было древнее проклятие, которое маг воссоздал и сделал управляемым. Только вот попало оно в руки не тех людей — императора Алазара Крейна и Густава Тренка, министра, курировавшего службу безопасности.
Крейн боялся еще одной магической войны, поэтому Тренк сказал ему, что нашел способ решить проблему со строптивыми магами.
— Император не ждал такого результата. Не думал, что погибнет так много человек. И маги, и обычные горожане. Но, выпустив болезнь на волю… ее нельзя было запереть, пока не истек срок действия проклятия, — объяснил мне вчера Котовский. — То, что они с канцлером сотворили, мучило его до конца жизни.
— Мои родители умерли в той эпидемии! Императора мучила совесть?! Он должен был ответить за содеянное!
Меня почти трясло от ярости. И было все равно, что я сидела сейчас перед лицом племянника Алазара Крейна. Тот старик, тот умирающий старик, которого я жалела… его стоило удавить еще тогда, при нашей единственной встрече.
— Знаю. Мне жаль. Это преступление против собственного народа. И Тренк, и император это понимали. Поэтому договорились скрыть всю информацию о проекте ГЛМ-четыре. Все, кто был в нем замешан, прожили недолго.
Но… сам проект не перестал существовать. Остались семена — источник эпидемии. То, что завещал Крейн своему племяннику.
— Семена все еще у вас? Вы их не уничтожили?
— Я даже их не получил. Мой дядя и Тренк распределили остатки как залог того, что один не предаст другого. Довольно умный ход, учитывая, что иначе Крейн немедленно избавился бы от Тренка. Или канцлер от него. Когда я прочел воспоминание с мнемографа, первым делом отправился в тайник, где хранились семена. Но… там уже было пусто. Кто-то, воспользовавшись болезнью дяди, добрался до семян.
Я побелевшими пальцами вцепилась в мнемограф.
— И у кого же они?
— Ты должна понимать: есть только два варианта. Канцлер и… твой муж. Шефнер не был хранителем тайны проклятия, но кто как не глава СБ мог узнать о причинах возникновения эпидемии.
Если так, тогда Мартин давно знал о грехах Крейна. Неудивительно, что он ненавидел императора и с таким недоверием отнесся к Анджею Котовскому. Столь грязный секрет мог уничтожить монарший род Грейдора, но вместе с тем заставить обернуться магов против власти, сподвигнуть их мстить — кроваво, жестоко. Ведь каждый из нас кого-то потерял…
Демон, что скрывается за вратами, в любой момент может вырваться наружу.
Так сказал Мартин. Но это не было просто красивой метафорой. Демон существовал. И он мог вернуться.
— Мне нужно… уехать из Ульгре. И из Грейдора.
Вывезти сына за пределы страны — лучшее решение. Рисковать Генрихом было нельзя.
— Ты не можешь.
Я подняла на императора ошарашенный взгляд.
— Но вы сказали, что не будете удерживать меня.
Роанец тут же поправился:
— Ты можешь уйти когда хочешь, но было бы неразумно делать это сейчас, ни в чем не разобравшись. Твой страх понятен, однако опасность не так велика. Канцлер опирается не только на промышленников и горожан, но и на магов, и с его стороны было бы неразумно обрушить на страну эпидемию. Тем более он пока прочно удерживает свои позиции.
Слова императора убедили лишь частично: создалось ощущение, что Котовский, чтобы удержать меня, найдет и другие доводы. Возможно, менее приятные.
— Зачем вы рассказали все это? Я не разбираюсь в подобных… проклятиях.
— Ты жена своего мужа. Если Шефнер добрался до семян и знает тайну эпидемии, мне интересно знать, как он этим распорядится. И распорядится ли.
Сразу я так и не смогла дать внятного ответа. А ночью приснился кошмар.
Воспоминание, зыбкое, казалось, давно забытое, вернуло меня в детство. В то состояние беспомощности перед миром взрослых, перед болезнью. Только я уже выросла. И прятаться под столом, когда все шло наперекосяк, больше не могла.
Мартин знал о семенах. И если они были у него… Выкрал ли он их для Тренка? Сомневаюсь. Мой муж по себе знает, как опасно это оружие. Ведь его старший брат не смог пережить красную лихорадку. Может быть, канцлер манипулирует им, шантажирует? Или же Мартин позволяет ему так думать?
Пока мне остается только стоять у врат.
Он не стал бы помогать убийце. Значит, рано или поздно повернет против Тренка.
Мартин, Мартин… Почему ты так уверен, что сможешь обыграть всех и ничем за это не поплатишься? Гибнут не только пешки, но и короли. А твоя белая королева заблудилась на чужой стороне и не знает, как помочь самой себе…
Глава 29
Полтора месяца спустя, конец августа
Мартин Шефнер
Мало кому доводилось видеть обычно приветливого канцлера в плохом настроении. И уж тем более выносить это так спокойно, как Мартин Шефнер. Даже когда на него злились.
— Твой пес не слушается.
Пальцы Густава Тренка нервно барабанили по витым деревянным подлокотникам.
— Его способности плохо поддаются контролю. Я предупреждал, — ответил менталист, рассеянно глядя в окно.
— Дело в твоем заклинании?
— Нет. Сама суть элементалей побуждает того, кто с ними связан, противостоять любому воздействию. Поэтому я и не стал рисковать с внушением — повелитель стихий мог бы его не пережить, а вам он нужен живым. Но это не значит, что он ослушается прямого и конкретного приказа.
— Значит, я действительно могу снять с него кандалы?
— Конечно. По крайней мере пока вы или я рядом.
