Настройка мнемографа на Анджея была занятием долгим и кропотливым. И довольно скучным. Поэтому мне удавалось параллельно жевать бутерброды, принесенные по приказу моего обожаемого князя, и одновременно разговаривать с Котовским. В какой-то момент я невзначай спросила у пана:
— А тот менталист, что нас сопровождал, он достоин доверия?
— Драго Хорус? Он с дядей очень давно. Лет тридцать.
— М-м-м, — протянула я, еще больше исполнившись подозрений.
Котовский рассмеялся.
— Я думал, вам симпатичны менталисты.
— Только один.
— Вы ведь что-то заметили, да, пани Софи?
Анджей поднялся с шаткого стула, подошел ко мне со спины и положил руку на плечо. Волосы на затылке вздыбились, а руки задрожали. Нервы ни к черту.
— Что я могла заметить?
— Хорус упомянул, что вы чувствительны к ментальной магии.
О нет, нет! Я же не выведала чужой заговор?! Вот сейчас меня прибьют и скажут, что в этом виноват сломавшийся артефакт. И похоронят тайну заколдованного императора вместе со мной.
— И все же я не менталист. Вот совсем-совсем не менталист.
— Ха… Вы что, меня боитесь?
Я услышала, как Анджей сделал шаг назад.
— Если хотите, я расскажу вам кое-что о Крейне.
— Не стоит.
— Это, конечно, государственная тайна, но и вы не сторонний человек. Ваш муж — один из тех, кто в курсе произошедшего с дядей в юности. Как все придворные маги, заботящиеся об императоре.
Я сжала губы, ничего не отвечая, делая вид, что увлечена настройкой мнемографа. Анджей тоже молчал.
Первой не выдержала я.
— Так что там произошло с императором?
— Когда он только взошел на престол, получил смертное проклятие. От менталиста.
— Ого!
Редко кто из магов умел проклинать. И редко кто на это отваживался. Потому что проклятие всегда наносило вред и тому, кто осмеливался его применить. Смертное, самое сильное, и вовсе убивало.
— Почему тот маг наслал его, пожертвовав своей жизнью?
— Личная месть. Крейн сделал женщину, которую тот любил, своей фавориткой. И маг проклял его. Дядя должен был сойти с ума и в итоге мучительно умереть, но благодаря Хорусу и целителям выжил. Правда, как видишь, это все же повлияло на него.
— Что произошло с фавориткой?
— Ее казнили. Тот менталист сделал большую глупость, думая о своей обиде, а не о любимом человеке. Если бы он унял гордыню, его возлюбленная была бы жива.
Прав Мартин… Чем дальше держишься от монарших особ, тем целее остаешься.
Я сняла рабочие перчатки и защитные очки и устало заправила выбившуюся из прически прядь.
— Готово. Принимайте работу, пан Анджей.
— Не спросишь, что император записал на мнемограф? — хмыкнул Анджей. — Впрочем, я и сам не знаю. Дядя не поделился со мной своей затеей. Я хочу проверить запись сейчас. Подождешь?
Пришлось уступать свой стул.
— Воспоминание не будет транслироваться извне. Просто возьмите мнемограф в руки и увидите все, что на нем есть.
Запись получилась короткой. Пока князь просматривал воспоминания, на его лице не дернулся ни один мускул. Лишь короткий вздох сорвался с его губ, когда он отставил аппарат в сторону.
— Вот как оно было на самом деле…
Он прикрыл глаза рукой, так и сидел минут пять в полном молчании. Кажется, император поделился со своим наследником не воспоминанием о своей коронации, а чем-то менее приятным.
— Это точно никто не сможет просмотреть, если я не захочу?
— Даю вам слово. Любые чары можно взломать. И эти тоже. Но и воспоминание тогда сотрется.
— Может быть, его стоит стереть сейчас, — отстранение заметил Котовский.
— Если мнемограф разбить, ментальные чары тоже рассыплются.
— Возможно, я так и сделаю. Мне нужно подумать.
Котовский подошел ко мне и обнял, заставив оцепенеть.
— Пан Анджей?
— Да?
— А что вы делаете?
— Ничего.
Князь погладил меня по спине и уткнулся носом в макушку, благо рост ему позволял. Ничего эротического в его странном жесте не чувствовалось. Скорее… Бывает, когда переволнуешься, хочется погладить что-то мягкое и приятное, чтобы успокоиться. Кошку. Или кролика.
Или знакомую чародейку.
— Мне домой надо, — наконец сказала я. — У меня муж переживает.
— Бросали бы вы своего мужа, пани, и перебирались во дворец.
— Вы что, хотите, чтобы у нас было два подряд проклятых императора на троне?
— Не хочу, — согласился роанец и отпустил меня.
— Ваш телохранитель, наверное, скоро будет дверь штурмовать. И правда, езжайте домой.
Оказалось, к тому времени как я освободилась, Мартин приехал за мной, решив забрать лично. Но только добравшись до дома и оставшись с ним наедине, мне удалось осторожно выспросить у мужа про историю Крейна. Она оказалась правдивой.
— Ну и о чем Котовский думает, рассказывая тебе все это? — ворчал муж, раздевая меня будто куклу. У самой меня сил, чтобы снять одежду, уже не было. В последнее время я стала быстро утомляться.
— А ты бы тоже проклял Кото… ну, кого-нибудь, если бы меня увели?
— Зачем? Есть более толковые методы.
— Не до всех же легко добраться.
Меня развернули и щелкнули по носу. Я ойкнула.
— Вот ради тебя, дорогая моя, я доберусь до кого угодно, — пообещал менталист.
— А если я сама могу пострадать? Неужели не отпустишь?
Мартин нахмурился.
— К чему этот разговор? Моя прекрасная молодая жена думает бросить своего несчастного старого мужа?
— Твоя прекрасная молодая жена надеется, что у ее старого уродливого мужа не сорвет когда-нибудь резьбу из-за ревности.
— Уродливого? — обиженно повторил маг. — С каких это пор я еще и уродливый?
Я захихикала и навзничь упала на кровать.
— А разве мы не играем в красавицу и чудовище? Так соответствуй, дорогой.
Мартин уселся рядом и посмотрел так, что игривое настроение тут же исчезло, сменившись беспокойством.
— Что? Я же пошутила. Ты не уродливый. И не старый.
— Но все равно чудовище, так? Где-то в глубине души ты считаешь меня им. Мне жаль, что ты не получила прекрасного светлого рыцаря в мужья.
— И для чего мне рыцарь? — Я требовательно потянула Мартина к себе и тут же пристроилась на его плече. Зевнула, борясь со сном. — От рыцарей одна морока. И от принцев, оказывается, тоже.
