— Так… — протянул он. — Это что такое? Делегация? — он помахал рукой, давая свое благословение. — Ваша просьба удовлетворена.
Он снова повернулся к девушке. Аудиенция была окончена. Впрочем, я его не виню, девушка действительно была очень хороша. Я пребывал в растерянности. Конор не хотел нас видеть, однако мои друзья напирали на меня сзади, так что уйти я не мог. Я застыл на месте и ждал, но я не хотел просто стоять вот так вот, ничего не делая, поэтому стоял с открытым ртом. Для разнообразия я попытался один раз издать мычащий звук, но прозвучал он как-то не очень отчетливо, поэтому я решил просто стоять с открытым ртом, не мыча.
Постепенно до Конора дошло, что мы не ушли. Он попытался сделать вид, что мы все-таки ушли, но это не сработало, мы явно его отвлекали. Наконец он сдался и повернулся ко мне с раздраженным вздохом.
— Лири, — произнес он.
Я попытался отозваться, но голос пропал. Король снова вздохнул.
— Я ведь сказал «да», даже не выслушав вашу просьбу, — он говорил тихим низким голосом, в котором величайшая учтивость сочеталась с явной угрозой. — Что я еще могу сказать?
На губах служанки появилась жеманная улыбка. Если бы на ее месте был кто-нибудь другой, эта гримаска вызвала бы только раздражение, но в ее исполнении выглядела очень мило. Конор вопросительно смотрел на меня, словно ожидая ответа. Кухулин пнул меня в лодыжку. Я понял, что моя проблема заключается не только в том, что я стою перед чрезвычайно недовольным королем, ощущая при этом внезапную боль в лодыжке и по-дурацки открыв рот, но и в том, что оказался в роли делегата, которому не сообщили суть петиции. Я не имел представления о том, зачем мы сюда пришли.
— Я… Мы с Оуэном… то есть мы… Мы привели Кухулина. С вами увидеться, — я попытался улыбнуться, давая понять, что этим все объяснил.
Конор посмотрел на меня, потом на Кухулина, потом снова на меня, а затем медленно кивнул, как кивают взрослые при виде безобидного, но довольно глупого ребенка, принесшего им полюбоваться тщательно собранную коллекцию песочных куличиков.
— Да, я вижу, что вы привели Кухулина, — медленно произнес он, с трудом сдерживаясь. — Я вот только не понимаю и надеюсь, вы простите мне недостаточную проницательность, почему именно вы привели его сюда? К тому же вы сами видите, что я занят.
Я тоже терялся в догадках, поэтому решил, что сейчас Кухулин должен объяснить, чего он хочет, или нам всем надо уйти. Я шагнул в сторону, чтобы не мешать мальчику лицезреть короля.
Кухулин посмотрел на дядю. Или на отца. Или на того и на другого одновременно.
— Я хочу принять оружие, — объявил он.
Лицо Конора приобрело чрезвычайно благосклонный вид.
— И ты примешь его, в один прекрасный день.
— Нет, это должно произойти сегодня, я хочу… нужно, чтобы… Мне нужно, чтобы это произошло сегодня, сейчас. Я должен… именно в этот день. Сегодня… сегодня тот самый день, когда это нужно сделать. Так сказал Каффа.
В этот день многое происходило впервые. Я не припомню, чтобы Кухулин когда-нибудь обращался ко мне за помощью, не помню, чтобы он выглядел испуганным, просил об одолжении, терялся в разговоре. Сегодня он все это сделал. Сейчас он казался совсем ребенком. Конор видел перед собой девятилетнего мальчика, который довольно невразумительно требовал, чтобы ему дали оружие, потому что он хотел драться со взрослыми людьми, в то время как сам Конор был занят взрослыми делами. На лице Кухулина было написано отчаяние. Возможно, в первый раз со времени своего появления в Имейн Маче он не мог получить то, чего хотел, зная, что управится с этим лучше других. Его мечта сейчас зависела от благосклонности другого человека, и он был охвачен острым чувством неудовлетворенности, с которой большинству людей, даже принцам, приходится сталкиваться еще в детстве.
Конор вздохнул и сделал серьезное лицо, как и подобало королю.
— Удовлетворить твою просьбу невозможно, ты слишком юн.
— Нет, не юн! — вскричал Кухулин. — Сегодня самый лучший день для того, чтобы герои стали воинами. Это сказал Каффа.
Конор простил ему дерзкое непослушание, однако был явно раздражен.
— Пусть даже и так, но почему ты решил, что это касается тебя?
Кухулин даже задрожал от волнения и боязни окончательного отказа. Я наблюдал за происходящим, сочувствуя мальчику. Он знал, что не может настаивать, что взрыв гнева не поможет ему ничего добиться, но, охваченный жадным стремлением достичь своей мечты и осознанием возможности неминуемого краха всех надежд, просто не мог вполне совладать со своими чувствами. Мышцы под его кожей подрагивали, словно независимо от него самого.
Оба посмотрели на меня. Кухулин — с отчаянием, написанным во всем его облике, а Конор возмущенно и негодующе. От меня явно ожидали, что я должен принять участие в обсуждении.
— А еще Каффа сказал, что жизнь героя будет короткой, — сказал я, просто чтобы что-нибудь сказать.
— Возможно, короткой, если считать на дни, но у подвигов своя мера, — ответил Кухулин.
Конор медленно кивнул.
— Хороший ответ.
— Позаимствованный из хорошей поэмы, — пробормотал Оуэн.
Кухулин повернулся к нему с искаженным от бешенства лицом, и тут король рассмеялся.
Конор был единственным, кому было дозволено смеяться над Кухулином. Другие мальчики, пытаясь поднять его на смех, быстро ощущали на себе тяжесть его руки, и, как правило, у них хватало ума этого больше не делать, а взрослые, чувствуя его внутреннюю энергию, полагали, что смеяться над ним — себе дороже (собственно говоря, многие из них считали его нудным. Они восхищались им, но не испытывали желания тратить на него свое время). Только Конор отказывался видеть в Кухулине того, кем он был. Он не пытался скрыть свою привязанность к мальчику, за что тот боготворил его, но обращался Конор с ним, как со слегка туповатым деревенским кузеном, частенько заставляя Кухулина краснеть от досады. Возможно, кое-кому из нас также следовало попробовать такой подход.
Конор продолжал улыбаться, когда мальчик резко повернулся и сердито уставился на него.
— Почему вы надо мной насмехаетесь?
Конор попытался принять серьезный вид.
— Я над тобой не насмехаюсь. Но к чему такая спешка? Проведи еще годик-другой со своими друзьями в Отряде Юнцов.
— Если мне суждено стать героем, то ждать я не хочу. Если мне суждено умереть молодым, то я должен как можно скорее начать жить как мужчина.
Мы с Оуэном обменялись взглядами, ощущая себя взрослыми людьми, понимающими, что к чему, однако не смогли найти аргументы, опровергавшие логичность его слов. Конор решительно встал.
— Хорошо, мой юный кузен. Давай поищем тебе оружие.
Король наклонился, прошептал на ухо служанке нечто такое, отчего та залилась краской и направилась в его покои. Он с сожалением оторвал взгляд от фигуры удаляющейся девушки и пошел в сторону оружейной. Кухулин вприпрыжку побежал за ним, словно молодой пес на весенней охоте. Потом он вдруг вспомнил, что вот-вот станет мужчиной, принял серьезный вид, перестал резвиться и зашагал степенной походкой, держась в шаге от короля.
