Через пятнадцать минут в замке царил настоящий бедлам. Никто из его обитателей не остался мирно спать в своей постели. Слуги, рабы, придворные, барды — все седлали коней, собирались отправиться в путь пешком или готовили повозки, чтобы поскорее оказаться как можно дальше от королевы. Они готовы были мчаться в самые отдаленные уголки Коннота, даже не позавтракав, лишь бы не оказаться в эпицентре урагана, бушевавшего в стенах замка.
Мейв была намерена во что бы то ни стало доказать свою правоту. Она собиралась пересчитать все, чем владела, сравнить свое имущество с богатствами Эйлилла, и, разумеется, выиграть спор. Вначале она, подгоняемая своим бурным темпераментом, промчалась по замку, как на крыльях, отдавая распоряжения и вызывая всеобщее смятение, но потом она немного остыла и стала прикидывать выгоды, которые можно было извлечь из создавшейся ситуации. Мейв стояла в центре большого зала со скрещенными на груди руками и наслаждалась царившей вокруг суматохой. Она просчитывала все заранее и, скрывая усмешку, наблюдала, как Эйлилл дает путаные распоряжения своим заспанным людям, пытаясь заставить их не бросаться всем сразу в одном и том же направлении. Все складывалось отлично, из обычной ссоры можно было извлечь много пользы для себя. Прежде всего, она выиграет спор; вассалы будут потрясены размерами их с Эйлиллом богатства; слуги с пользой для себя потренируются; прибудут вожди, чтобы представить имущество обеих сторон, и можно будет организовать большое собрание, какого не было добрый десяток лет. Это будет время возвращения к славному прошлому. Слабый Ольстер вскоре развалится даже без помощи извне, а оставшиеся от него куски можно будет прибрать к рукам без всяких усилий. Но даже если этого и не случится, сильный Коннот вторгнется в Ольстер и как победитель возьмет себе все, что только пожелает. Для Мейв и Эйлилла наступило время, когда их должны увидеть во главе своих армий, увидеть в них властителей, уверенно ведущих народ к победе. Она организует игры, пиршества и во всем будет первой. Она поведет за собой людей. Раньше веселье было важнее боевого духа состязаний, но она исправит и эту ошибку.
Неожиданно раздалось хриплое карканье, и Мейв непроизвольно подняла голову. Крупная ворона нагло восседала на балке в двадцати футах над ее головой и смотрела на нее. Что-то упало на ее плечо. Мейв нахмурилась и потянулась за луком и колчаном со стрелами. Через несколько мгновений она уже готовилась стрелять, но обнаружила, что птица исчезла. В раздражении Мейв попыталась почистить рукой запачканное плечо, но ее пальцы ничего там не обнаружили. Она взглянула и увидела на плече большое красное пятно, расплывшееся по тонкой ткани. На Мейв пахнуло холодом, и она потуже закуталась в свою шаль.
Внезапно дочери Калатина будто испарились, и я снова обрел способность двигаться. Бесцельно бродя по комнате, я вновь ощутил их запах, а также обнаружил на своем теле дюжину еще кровоточивших царапин. Я был абсолютно уверен, что увиденное мною было реальным, что Мейв и Эйлилл поссорились и что последствия этого события будут весьма далеко идущими. Накинув плащ, я вышел из комнаты. Весь замок превратился в обитель демонов, но мне посчастливилось встретить единственную группу мужчин, не охваченных всеобщим безумием. Среди них находился и Оуэн, разговаривавший с человеком из Ленстера. Это были не вассалы Мейв, а ее союзники. Соответственно, она ими не командовала, и они ее не боялись. А в это время коннотцы мчались из замка по всем дорогам, спасаясь от клокочущего гнева Мейв. Нам, жителям Ольстера и Ленстера, не оставалось ничего, кроме как ждать, поэтому мы стояли и беседовали о женщинах.
Мужчина из Ленстера высказал мнение, что ссоры между Мейв и Эйлиллом демонстрируют то, что неизбежно происходит, если женщине предоставить возможность командовать кем бы то ни было, кроме собственных рабов. Все ленстерцы были твердо убеждены в том, что самый никчемный из мужчин может управлять всем подряд более толково, чем самая наилучшая из женщин, разве что за исключением домашнего хозяйства. Я не мог с этим согласиться. Было время, когда весь мир следил за тем, как Ливия, жена Августа, правит величайшей из известных империй лучше любого мужчины, при том что она делала это даже не имея на то официальных полномочий или титула. А потом мир стал свидетелем того, как Калигула обращался с той же самой империей хуже, чем любая приличная женщина обращается со своей запачканной одеждой. Кроме того, я полагал, что случай Мейв и Эйлилла относился к совсем другой категории. Проблема Эйлилла была проста и состояла в том, что он был безнадежно влюблен в Мейв. Она тоже была в определенной степени влюблена в него, но соглашалась, чтобы он оставался ее мужем только на ее условиях. Эти условия означали для нее, в частности, всего-навсего свободу выбирать любого мужчину, которого она желала увидеть в своей постели, а также право по своему усмотрению править королевством Эйлилла, как своим собственным. Поэтому королю едва ли можно было позавидовать. Они были королем и королевой, и каждый имел свои земли и другие богатства, которые, как все знали, были равны, но Мейв оказалась более сильным партнером. Тем не менее я уважал выбор Эйлилла. Кроме того, следовало учесть, что Эйлилл вовсе не был невинной овечкой, а Мейв не была лицемеркой. Она позволяла ему совать нос в ее дела и довольствовалась лишь правом развлекаться с теми мужчинами, которые ей нравились. Впрочем, он также время от времени увлекался другими женщинами. Но эти связи были несерьезными, для него она всегда оставалась на первом месте. Эйлилл был высок, красив, богат и не слишком умен. Следует заметить, что он и не преувеличивал свои умственные способности, которых, впрочем, вполне хватало, чтобы сначала стать вожаком, а потом и королем. Он всегда преуспевал во всех своих делах. Правда, Эйлилл рассчитывал, что Мейв будет любить его одного, но вышло совсем не так, тем не менее, и здесь он был ближе к успеху, чем любой другой мужчина. Были такие, что презирали его за это, но большинство коннотцев уважали этот выбор и завидовали ему. Эйлилл не был трусом, что было необходимым качеством для мужа Мейв. Двор был полон историй об их последней схватке.
Мейв продолжала свирепствовать в зале, она была все еще в своей ночной шали, не заботясь о том, что выглядывало сверху и снизу, с распущенными волосами, спускавшимися до пояса. Ее зеленые глаза метали молнии, когда она с высоты своего немалого роста вопила, как какая-нибудь богиня грома. Эйлилл встречал ее ярость своими видами оружия, их голоса, сталкиваясь, как кимвалы, разносились по всему замку, заставляя слуг и солдат разбегаться в поисках укрытия. Иногда он заманивал ее в ловушку, иногда выжидал и слушал, отбивая ее бешеные атаки с помощью выверенной защиты, а затем внезапно контратаковал, когда она расслаблялась, не давая ей передышки. Те, кто наблюдал и понимал, что именно происходит, только одобрительно кивали. Эйлилл знал, что делает. Мейв не позволяла ни одному мужчине слишком докучать ей, поэтому Эйлилл не пытался завладеть всем ее временем и не удерживал ее. Она всегда возвращалась к нему. Он был достаточно умен, чтобы понять, что мир — это не ее стихия, поэтому чем дольше он длился, тем ужасней была последующая вспышка. Ему всегда хватало храбрости начать очередную схватку, если Мейв по каким-то причинам медлила и не нападала первой. Она буйствовала и набрасывалась на него, и в течение дня, а иногда и месяца, он стойко держал оборону, пока проклятия и оскорбления, касающиеся его чести, мужских достоинств, бесстрашия, бороды и всего прочего, сыпались на него, как камни с крутого холма в начале весенней оттепели. Затем, внезапно и без предупреждения, ураган стихал, и она смотрела на него уже с улыбкой, затем смеялась, клала руку ему на шею и прижимала к себе его голову. Вскоре по замку разносилось эхо их любовных вздохов и воцарялся мир до следующего раза, когда у Мейв случится очередной приступ злобы или Эйлилл заметит у нее признаки скуки.
