— Что? Ты побес-с-спокоила нас-с-с снова. Чего же ты хочеш-ш-шь? — Голос раздавался непонятно откуда, и больше походил на злобное шипение. Так шипит вода, капающая на раскаленный камень.
Эйлилл от неожиданности резко вскочил, ударившись головой о свод пещеры, и свалился на пол. Он лежал на спине, не в состоянии сфокусировать взгляд, а боль от удара затуманила его разум. Он выругался про себя, когда его пальцы ощутили на голове кровь. Мейв не обращала на него никакого внимания.
— Дочь Калатина, скажи мне, что нас ждет в предстоящей битве, — она говорила таким тоном, которого Эйлилл никогда раньше не слышал.
Свистящий голос замолк на несколько мгновений, а затем Эйлилл снова подскочил, но на этот раз успел наклонить голову. Перед ними появилась девочка в возрасте двенадцати или тринадцати лет. Он был уверен, что до этого момента ее в пещере не было, мимо него она также не проходила, но, тем не менее, теперь стояла на расстоянии вытянутой руки. Ее лицо было худым, скорее из-за неестественно тонких костей черепа. Рыжие волосы струились до пояса, а тело скрывалось под одеждой зеленого цвета. Ее глаза были глазами старой женщины, все уже повидавшей, много знавшей и много сделавшей в жизни.
Когда она заговорила, Эйлилл услышал только шипение, причем настолько слабое, что ему начинало казаться, что это лишь игра воображения, хотя он точно знал, что это не так. Тональность этого странного голоса напоминала пение ребенка. Девочка закрыла глаза и стала покачивать головой, предсказывая будущее.
— Я вижу твои армии в ярко-красном цвете. Я вижу их сквозь багровое облако, сквозь кровавую пелену.
Мейв пожала плечами.
— Это не пророчество. Мы начали войну и ожидаем, что прольется кровь, и мы знаем, что такое смерть. Скажи мне больше.
— Я вижу армию сквозь малиновый туман, залитую кровью; головы воинов Коннота опущены, а дух их сломлен.
Мейв от неожиданности и охватившей ее ярости даже выпрямилась.
— Но такое просто невозможно! Конор и мужчины Ольстера валяются в своих постелях, завывая, как женщины в родовых муках. Как может случиться, что мои армии, как ты говоришь, будут разбиты и прольется много крови? Посмотри еще раз.
— Я вижу твои армии в кровавой мгле.
Мейв встала и прошлась по пещере, разговаривая сама с собой.
— Что же это может значить? Ведь в Ольстере не осталось героев, которые смогли бы заварить такую кровавую кашу. — Она повернулась и снова села. — Это значит, что случится стихийное бедствие, да? На нас упадет гора? Как прольется эта кровь?
Последовала короткая пауза. Эйлилл увидел, что глаза девочки закатились вверх и назад, и вздрогнул. Когда она снова заговорила, свист и шипение в ее речи стали еще более заметными.
— Я вижу юношу, совершающего великие подвиги. Я вижу на нем множество глубоких ран, хотя его кожа нежна, как у девушки, а борода еще не выросла. Его тело сплошь покрыто рубцами от ударов мечей и копий, поэтому оно постоянно кровоточит, но он продолжает дерзко бросать тебе вызов. Нимб героя сияет вокруг его головы, знак победы начертан на его челе, он вырастает и меняет свои очертания, превращаясь в нечто неземное. У него честное лицо, его глаза чисты, его одежда богато украшена золотом и шелком, и он носит ее с изяществом и достоинством. Он строен как мальчик, но в битве он свирепее дракона. Его имя…
Она замолчала, будто пытаясь уловить почти недосягаемую мысль, а Мейв наклонилась, вся обратившись в слух.
— Ну! Как его зовут?
— Железный Страж Куллана. Мне не известно, что это значит. Он из Мюртемна и вооружен для боя. Скоро он как орел набросится на твои армии, и воины сотнями лягут перед ним, подобно скошенной траве. Их кровь зальет землю, а их вопли докатятся до Коннота. Много женщин будут оплакивать тела мужчин, поверженных им на поле боя, и многим племенам придется искать новых вождей. Страж будет резать людей, как серп режет снопы, и лишь немногим удастся спастись от его гнева.
— Но погибнет ли Страж?
Пауза длилась дольше, чем обычно. Эйлилл зачарованно наблюдал, как девушка закачалась. Казалось, она сейчас упадет.
— Он погибнет.
— В битве?
— Да… Я не могу…
— Когда? Когда?
Девушка рухнула на землю. Эйлилл заморгал, и вдруг обнаружил, что она исчезла, но голос остался.
— Мы не мож-ж-жем увидеть… туман окружает нас-с-с… нам не дано увидеть.
Мейв выругалась и снова села прямо.
— Погибну ли я? — спокойно спросила она.
Голос отозвался немедленно.
— Ты вернешься в Коннот, хотя многие из тех, кто идет с-с-с тобой, не вернутся.
Мейв откинулась назад, опершись о стену пещеры, и уставилась в потолок; дыхание ее было медленным. Затем ее взгляд скользнул вниз и остановился на Эйлилле. Он знал, что какое бы выражение сейчас ни приняло его лицо, оно не отразит его состояние. Наступила очередная пауза. Он не шевелился, но это уже не имело значения. Мейв накинулась на него, будто подброшенная гигантской рукой.
— Придурок! Насильник свиней! Зловонный пес!
Он вцепился в нее, когда она в прыжке сбила его с ног. Его руки обхватили ее бедра. Он ощутил ее тепло и какой-то миг надеялся, что это всего лишь ее очередная неожиданная смена настроения. Затем он увидел ее искаженное бешенством лицо, ставшее почти уродливым от бессилия и разочарования, и уклонился, когда она в него плюнула.
— Ты не мужчина! Ты разъевшийся боров, которого я должна таскать за собой, как балласт. Почему ты не оставишь меня в покое и не дашь мне надежду? Почему?
Эйлилл понимал, что сказать ему нечего. Он только парировал ее удары и выжидал. Понемногу шторм стал стихать. Она прекратила бить его и теперь колотила руками по стене. С пола он видел ее залитое слезами лицо и ждал. Она не двигалась, ее дыхание постепенно становилось нормальным. Эйлилл очень медленно и осторожно поднял коробку и закрыл крышку. Он отнес ее ко входу в пещеру и сел там, повернувшись спиной к Мейв. Примерно через десять минут он услышал, как она прокашлялась и дважды сплюнула. Сзади раздались ее шаги, затихшие рядом. Он напрягся, оставаясь неподвижным, и ощутил ее руку на своем плече.
— Пойдем, — сказала она. — Дочери Калатина рассказали все, что знали. У нас впереди много дел.
Он посмотрел на нее.
— Эти женщины всегда были такими?
Мейв глядела куда-то вдаль.
— Когда погиб Калатин, его жена была беременна. Она пережила его на месяц и потом умерла при родах, напоследок прокляв Кухулина. — Она улыбнулась. — Боль состарила ее дочерей еще до рождения. Их тела были морщинистыми, а ум — как у взрослых людей. Смысл их жизни состоит только в том, чтобы нести с собой проклятие матери.
— Они всегда выглядят, как… — Эйлилл запнулся.
— Всегда трое в одном теле, но сейчас это уже не совсем так. Когда они закончили обучение, их наставник наделил их особым даром. Большинство людей стараются скрывать свою печаль и ненависть. Они предпочитают менять свою внешность так, чтобы никто не мог видеть, что у них на сердце.
