— Что, здесь некому помочь Кухулину? — Его голос, отражаясь от высокого сводчатого потолка, разносился по всему зданию. — Неужели все герои в Имейн Маче спят? Неужели здесь остались одни трусы? Ну, что такое? Что с вами стряслось? Вы что…
Из боковой двери появился Каффа. Глаза его были красными, тело перекособочилось из-за терзавшей его боли.
— Перестань орать, старый дурень, — просипел он. — Ты сам прекрасно знаешь, что стряслось. Остается только ждать, делать больше нечего. Кухулину придется справляться одному.
Суалдам смерил его презрительным взглядом.
— А ты думаешь, я не мучаюсь? Тем не менее мне удалось проскакать половину Ольстера, постоянно натыкаясь на патрули Мейв, для того чтобы позвать людей на помощь! Возможно, ольстерские герои смирились с болью и страданиями, возможно, они смирятся и со смертью Кухулина, посчитав ее справедливой ценой за еще несколько лишних часов спокойного сна, но только не я!
Суалдам развернул лошадь и вонзил в нее шпоры. Санглин взвился от боли, опустился на передние ноги и дважды лягнул задними кучу валявшихся в углу доспехов. Шлемы, кирасы и щиты с грохотом разлетелись по всему помещению, словно горсть монет, которую богач бросает уличным мальчишкам, желая посмотреть, как они будут за них драться. Дикий звон разлетелся по всему замку и эхом вернулся назад.
Каффа пришел в бешенство.
— Ты думаешь, что это как-то поможет, кроме того, что всех разбудит?
Глаза Суалдама зажглись яростным блеском.
— Если разбудит, то, по крайней мере, я буду считать, что не зря потратил время!
Друид только скривился.
— Теперь, когда ты добился своего, уходи. Герои вступят в бой тогда, когда снова будут чувствовать себя хорошо.
— Значит, герои будут валяться в постели, хныча, как малые дети, требующие теплого молока, пока мой сын проливает свою кровь за Ольстер? Эти герои только спят да жрут, а потом опять спят. Неужели они будут тут храпеть и набивать свои утробы, в то время как весь Отряд Юнцов уже сражается на равнине Ирард Куилен? Не будет этого, пока я жив!
Из-за спины Суалдама раздался негромкий хриплый голос:
— Что за шум? Что случилось с Отрядом Юнцов?
Суалдам развернул лошадь и увидел перед собой Конора, который, согнувшись, как старик, еле стоял, опираясь на копье. Суалдам выпрямился в седле, а подковы Санглина, словно почувствовавшие его нетерпение, ударили о каменный пол, выбивая искры.
— Пока мы говорим, Отряд Юнцов ведет бой с людьми Мейв. Они собрались защищать Кухулина и наверняка наткнулись на коннотцев. Я встретил ребят по дороге сюда, и они были полны решимости.
— Значит, ты не знаешь, что с ними произошло потом?
— Я знаю, что они отправились на помощь Кухулину. И еще знаю, что коннотцы полностью наводнили местность в районе Прохода. И мы оба знаем, что они никогда не сдадутся. — Суалдам сделал многозначительную паузу. — Да, — уже более тихим голосом добавил он. — Мне кажется, я знаю, что с ними произошло.
Какое-то мгновение Конор молчал, потом спросил:
— А Кухулин?
Суалдам сглотнул, и его плечи обвисли, как у старика.
— Когда я покидал Лири, Кухулин еще был жив, но раны покрывали его тело, словно окровавленный плащ. Мейв нарушила соглашение, заключенное с ним, и сейчас ее войска жгут все дома между Имейн Мачей и Ирард Куилен. Может, Кухулин еще и жив, но вряд ли сможет защитить даже себя самого, не говоря уже о том, чтобы дать отпор армии Мейв. Если отряда Юнцов больше нет, тогда, возможно, и он уже мертв.
Конор со стоном перехватил повыше древко копья и попытался выпрямиться. Приступ боли прорезал на его лице две глубокие складки, и он сдался.
— Как ты сам видишь, — кисло заметил он, — сейчас мы мало чем можем ему помочь.
Рядом с королем появился Коналл с торчащими во все стороны волосами. Его длинная борода сбилась в ком и напоминала рыжий мох. Жестокие страдания заставили его забыть о гордости — последние дни он провел, валяясь в постели в луже собственного пота. Увидев его, Суалдам заорал так, что его лошадь испуганно встала на дыбы.
— Коналл Победоносный! Разве не так тебя когда-то называли?
Коналл ощетинился.
— И до сих пор называют.
— Разве вы с Кухулином когда-то не давали друг другу клятву отомстить за того, кто умрет первым?
Коналл кивнул и сразу же согнулся от боли. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить.
— Давали.
— Тогда пришла пора вылезти из постели и выполнить данную клятву.
Коналл дико вытаращился на старика.
— Кухулин мертв?
— Если еще нет, то близок к этому.
Коналл попытался сделать несколько шагов вперед, потом беспомощно махнул рукой, надеясь, что Конор и Каффа его поймут, застонал от боли и опустился на одно колено, словно собирался о чем-то просить.
— Я не могу, — прохрипел он таким голосом, будто передразнивал самого себя.
Суалдам с досадой выкрикнул что-то и взбешенно дернул поводья. Черный Санглин, привыкший к ласковому обращению Лири, заржал от боли и забил копытами о каменный пол. Суалдам сунул руку за спину, выхватил копье и стал бешено крутить его над головой.
— Тогда я вернусь назад один и скажу Кухулину, что не смог выполнить поручение. Я скажу ему, что Ольстер все еще пребывает во сне, и тогда мы умрем вместе! — закричал он и потянул за поводья, разворачивая лошадь мордой к двери.
Совершая этот маневр, он забыл о копье и заехал тупым концом по нежному носу коня. Санглин встал на дыбы, изогнув спину так, что старик, бормоча проклятия, съехал с седла и, чтобы удержаться, был вынужден ухватиться за луку. Лошадь дернулась влево, одновременно лягая задними ногами и откидывая назад голову. Суалдам подлетел вверх и снова упал в седло. Защищенная доспехами верхняя часть головы лошади с громким треском врезалась в нижнюю часть щита Суалдама, а его острый верхний край вошел под металлическую застежку шлема и разрезал шею Суалдама, как лезвие меча. Голова Суалдама упала назад, прокатилась по полу и остановилась у ног Конора. Он опустил глаза и увидел, что губы старика все еще продолжают шевелиться. Король вместе с Коналлом едва успели отскочить от испуганной лошади, на спине которой раскачивалось обезглавленное тело Суалдама. Оно некоторое время еще держалось в седле, орошая стены фонтаном крови, потом медленно соскользнуло по спине лошади и с грохотом упало на пол. Лошадь повернулась и вылетела из зала.
Трое мужчин молча смотрели на обезглавленное тело. Конор оперся на копье и опустил прижатую к животу руку. Очень медленно, с большим трудом, ему удалось выпрямиться. Он сделал шаг и прислонился к стене, вытирая со лба обильный пот. По его подбородку стекала тонкая струйка крови из прокушенной нижней губы. Коналл и Каффа на какое-то мгновение замерли в нерешительности, потом постарались выпрямиться и последовали за Конором, покидавшим зал. Оказавшись во дворе, король пнул стоявший перед ним табурет, который проехал по земле и остановился, стукнувшись о заросшую мхом бочку, до краев наполненную дождевой водой. Он стал на табурет, а потом шагнул в бочку. На несколько мгновений его голова скрылась под водой, а потом вынырнула с такой силой, что во все стороны полетели брызги. Король подождал, пока с лица стечет вода, и заговорил.
