— Будет исполнено, шеф!
Глава 2
Я вошел в зал упругой походкой уверенного в себе
руководителя. Сотрудников здесь втрое больше, чем пять лет назад, а это только
головной офис. Почти вдесятеро больше в подразделениях, разбросанных по другим
крупным городам.
Вся моя старая команда, с которой начинали, уже директора.
Фирма за это время разрослась настолько, что я вникаю в мелочи только в самых
экстренных случаях.
Со своего места гордо выпрямила спинку и развела плечи
Гертруда, способная художница, ее отыскал и привел Василий Петрович. Когда я
проходил мимо, она развернулась в мою сторону и одарила ослепительной
многообещающей улыбкой.
Я тоже улыбнулся тепло и приветливо, у меня этих улыбок
восемь штук на все случаи жизни, отрепетировал. Гертруда намекающе опустила
веки с длинными пушистыми и загнутыми ресницами и замедленно облизала губы
ярко-красным языком. Может быть, минет в самом деле придумали русалки, но
теперь он в арсенале каждой женщины, многие обучались на специальный курсах,
где им показывали всякие трюки, начиная с простейшего глубокого и заканчивая
тайским стомачом.
Хорошенькая, свеженькая, с торчащими сиськами, клеит меня
вот уже полгода, с первого дня, как пришла на работу, но не думаю, что может
показать что-то новое в сексе, а рисунки ее вижу и здесь на столе…
— Привет, — говорил я в ответ на многочисленные
«драсьте», — привет!.. Здорово… И вам того же… Драсьте, драсьте…
У всех на столах самое совершенное из того, что создано в
компьютерном мире на сегодняшний день: наша фирма с каждым годом удваивает
прибыль, и проблемой становится уже, куда вкладывать полученные деньги.
Всегда была часть населения, которая предпочитает
вымышленный мир реальному. Но когда их один на миллион или даже на тысячу, это
незаметно. Еще бы, раньше можно было только уйти в мир, созданный воображением
писателя или самому намечтать что-то такое эдакое, но для этого самому нужно
обладать очень даже развитым и чувствительным интеллектом.
Почти ничего не изменил приход кино, телевидения и продажа
фильмов на DVD или по инету, но баймы взорвали привычный мир развлечений.
Впервые придуманный мир стал намного ярче и интереснее реального… для
большинства населения. То есть не требуется особого чувствительного интеллекта,
чтобы ощутить себя в придуманном мире. И если авторы талантливы, как вот мы, то
человек не захочет оттуда выходить вовсе. Так что виртуальный мир, или vw, как
говорят все чаще, вполне может приносить немалый доход, если… заставить в нем
жить других.
Это он сперва позиционировался как развлекательный, но мы
сумели сделать его частью реального…
Со своего места поднялся погрузневший Гулько и пошел в мою
сторону, бодро напевая:
— Живу без ласки, грусть свою зата-а-ая, всегда быть в
маске — судьба ма-а-а-ая… Кто это пел?
Пока все думали, Роман сказал с презрением:
— Кого ты спрашиваешь! Это ж малограмотные в вопросах
культуры хайтечники… Никто из них и не слышал про Зорро.
Скопа спросил с сомнением:
— А не человек в железной маске?
Роман сказал с чувством полнейшего превосходства:
— Дубина, это же и есть Зорро!.. Так его звали.
— Это фамилия, — поправил Скопа.
— Еще скажи отчество, — сказал Роман
язвительно. — Как будто у них они бывают. У мусульман нет отчеств.
— Ты мусульманин? — спросил Гулько
радостно. — Я так и знал! Не пьешь, не куришь… Свинину не ешь?.. Ничего,
некоторым можно, я видел… Только в талибан не ходи, а то убьют вдруг!.. И в
ваххабиты вряд ли стоит, хотя… гм…
Роман покачал головой:
— Я не кошатник.
Гулько непонимающе поднял брови:
— В смысле?
— Я со-бач-ник, — повторил Роман раздельно и по
складам. — Понял?
— Не, — ответил Гулько удрученно. — Не понял.
Роман вздохнул, вид у него брезгливый, как у всякого, кому
приходится разговаривать с тупыми и предельно тупыми. Он даже демонстративно
украдкой посмотрел по сторонам, не видят ли, что он упал так низко, что общается
вот с этим, ага, этим самым.
— В исламе, — сказал он терпеливо, — собаки
считаются нечистыми животными. И мусульмане их не держат дома. Зато кошки —
ого-го, священные и ух как почитаемые! У Мухаммада весь дом был в кошках, а сам
он их так обожал, что, когда одна из них уснула на нем, а ему нужно было идти
читать проповедь, он отрезал полу халата, чтобы не тревожить сон этой мерзкой
твари, и вышел к людям в изуродованном халате. Правая рука пророка, забыл его
имя… всегда появлялся с кошкой на руках. Не-е-ет, ислам у нас не пройдет!
Настоящие мужчины — собачники.
Гулько раскрыл рот в изумлении.
— Круто, — сказал он протяжно. — Раньше я
думал, только ведьмы с кошками… а еще, оказывается, и мусульмане?
Я посмеивался, такие пикировки всегда в ходу, позволяют поддерживать
тонус, а жизненные соки в коллективе быстрее перемещаются по всему
многоголовому телу.
Скопа скривился, словно вместо вина хлебнул уксуса.
— У вас прям комплекс, — сказал он
обвиняюще. — Чем вам кошки не угодили? Еще к попугайчикам бы придрались… Я
ж говорю, комплексы!.. Щас подберем то ли комплекс Эдипа, то ли Наполеона…
Гулько, который всегда и настолько остро пикировался с ним,
что это уже перешло в неприязнь, сказал насмешливо:
— С тех пор как свиньи узнали про Фрейда, они всякое
свинство объясняют комплексом. У Скопы комплексы на все случаи жизни. А вот сам
он абсолютно без всяких комплексов, если вы понимаете, что я имею в виду…
ха-ха. Зато у всех остальных комплекс на комплексе и комплексом погоняет.
Скопа набычился:
— А у тебя их нет?
— Есть, — сказал Гулько, — как не быть! Ты же
сказал, а я тебе верю. И у Тимура комплекс превосходства, как ты определил, у
Романа — папы Бенедикта, судя по твоей диагностике, а у Алёны, оказывается,
даже латентная клаустрофобия, что хоть и удивительно, но объясняется скрытыми
подавленными сексуальными воспоминаниями младенчества, когда была не то
обезьяной, не то лемуром.
Алёна подошла, широко шагая, стилизованные под грубые
солдатские ботинки позволяют ставить ноги уверенно, мощно, из-за чего всегда
смотрит прямо, не страшась, что высокие каблуки подвернутся на камешке.
— Кто тут мое светлое имя упоминает всуе? —
спросила она. — Привет, шеф.
— Никто не всуе, — сказал Роман торопливо. —
Кто бы посмел всуе, никто не решится тебе всуе…
Я взял Алёну под локоть, мы пошли в сторону моего кабинета.
Она на ходу повернула руку, из нарукавника на стену ударил луч, во всех
подробностях обрисовались три комнаты. Я ничего рассмотреть не успел, Алёна тут
же погасила, я спросил сочувствующе:
