Помпиду же не только предпочел форму интервью, но и пожелал, чтобы в нем участвовали трое журналистов, две женщины (Анник Бошан и Роз Венсан) и один мужчина (Кристиан Бернадак). Его снимали в уютной атмосфере гостиной с кожаными креслами и журнальным столиком. С первых же слов Помпиду приглашает нас «обратиться к будущему <…>, как это делают сейчас все французы». Замшелый Поэр немедленно отправлен в прошлое. Помпиду говорит простыми словами, низким голосом с ровными интонациями, как человек, ведущий с аудиторией непринужденный разговор. Этот вокальный прием, которому вдобавок способствует общая атмосфера интервью, помогает ему повернуть ситуацию в свою пользу: хотя он находится у власти уже больше пяти лет, благодаря этой новой тональности производит впечатление человека будущего, именно потому, что его голос – это голос настоящего. Но этого недостаточно. Дабы быть уверенным, что это будущее принадлежит ему, он организует еще одно интервью. Когда Жаклин Бодрие спрашивает его, что он будет чувствовать, если его изберут президентом, Помпиду после недолгого раздумья вспоминает древний римский обычай: римский полководец, одержавший победу над врагом, имел право на триумф. Но во время триумфального шествия рядом с ним шел человек, который держал лавровый венок победителя, напоминая тем самым, что герой остается просто человеком и его победа принадлежит всем.
Этой историей Помпиду вводит понятие эмпатии: если человек завтрашнего дня проводит реформы, то он делает это для всех французов. Больше, чем проекты реформ, чем любой ответ на вопрос, чем все его рассказы о себе, этот исторический анекдот характеризует Помпиду – его педагогическое образование и эрудицию (де Голль выбрал его, сказав, что «он преподавал и владеет пером»), а также его идею, что культура должна быть доступна всем и принадлежать всем. Надо признать, что Помпиду первым понял, как побеждать на выборах, используя возможности телевидения.
Может быть, в этом сыграла роль его любовь к искусству. Художник – это прежде всего тот, кто улавливает дух времени, а если он еще и прозорлив – то дух будущего. Насколько я знаю, Жорж Помпиду – единственный президент, который пользовался своим правом посещать музеи в любое время дня и ночи. Искусство, или, по крайней мере, любовь к искусству, – мощное выражение эмпатии. Вот почему восприимчивость к культуре – добрый знак для кандидата в президенты. Для меня культура – вневременная категория, настоящее и будущее в ней неразделимы, и глава государства, который не усвоил, что культура – это мозг нации, ничего не понял, потому что в истории остаются не войны, а культура.
Лучшим примером остается Франсуа Миттеран. Вместе с Джеком Лангом, который был превосходным «серым кардиналом», он придумал событие, способствовавшее проявлению эмпатии, событие, в котором эмоции достигают апогея, – Праздник музыки. Раскритикованный в пух и прах, не раз подвергавшийся бойкоту, он все так же создает несомненное чувство общности. Каждая победа Миттерана свидетельствует о его тонком понимании эмпатии. Он пользовался ею весьма своеобразно, потому что человеку априори не свойственна щедрость. Он играет на иронии, то есть на способности обернуть шутку собеседника в свою пользу. В ходе дебатов 1988 года его соперником был Ширак, который сказал: «Мы с вами оба кандидаты в президенты. Вы не возражаете, если я буду обращаться к вам “господин Миттеран”?» На что Миттеран ответил: «Разумеется, нет, господин премьер-министр». Президент нанес противнику настоящую пощечину словом, тем более обидную, что на нее нечем было ответить.
Голоса-победители
Президенты не бывают эстетами, это не их амплуа. С помощью этих примеров я прежде всего хотел проанализировать формы выражения эмпатии в высказываниях некоторых из них. Но есть и другие способы действий: по соседству с эстетической эмпатией (Помпиду, Миттеран) находится героическая эмпатия (де Голль, Жискар д’Эстен) мужчин, которые отправляются на фронт, реальный или символический, и приносят себя в жертву Франции. Как бы то ни было, ни военное прошлое, ни знатный титул не помогут примкнуть к героической категории, к которой принадлежит, например, Николя Саркози, который охотно принимает вызов и бросается врукопашную. Прирожденный боец, он обещал французам, что станет победителем, победителем наших дней на фронтах экономики и общественной безопасности, солдатом и бухгалтером в одном лице.
В 2007 году в финальном поединке участвовали не только мужчины. По этой причине дебаты между двумя турами очень поучительны: обладательница мягкого голоса Сеголен Руаяль вела свою кампанию так агрессивно, что порой теряла хладнокровие. Темой дискуссии был прием в школу детей-инвалидов. «Я считаю, что мы достигли вершины политической безнравственности… и меня это возмущает!» – «Успокойтесь!» – пытается урезонить ее Николя Саркози. – «Нет, я не успокоюсь!» – отвечает она и тут же получает словесную пощечину: «Я не думаю, что вы поднимаете уровень политической дискуссии, выставляя меня обманщиком… Я не ставлю под сомнение вашу искренность, мадам, и прошу не ставить под сомнение мои моральные качества». С этого момента Саркози уже не смотрит на свою оппонентку. Он знает, что одержал верх. Его голос по-прежнему спокоен, с низкими обертонами, в то время как обертоны Сеголен Руаяль в конце фраз пронзительны, а это всегда вызывает раздражение у слушателей.
Что касается дебатов Саркози и Олланда в 2012 году, то мы видим здесь те же самые характерные черты: «Я хочу быть президентом, который прежде всего уважает французов, который учитывает их мнение. Президент, который не хочет быть президентом всех, руководителем всех, в конечном счете ни за что не отвечает». В тоне Франсуа Олланда звучит эмпатия, чувство единения с людьми. Тембр голоса серьезен и спокоен. Он видит уязвимое место противника и старается надавить на него сильнее. А затем произносит импровизированный монолог продолжительностью более трех минут, состоящий из анафоры, которую он повторяет пятнадцать раз: «Когда я стану президентом республики…»
Беря на себя роль художественной натуры или солдата, наши президенты используют голосовую эмпатию. Те, которые не сумели вовремя облачиться в один из двух костюмов, всегда проигрывали. За исключением Жака Ширака. Конечно, Ширак – эстет до мозга костей, но в его высказываниях ничто не выдает любви к искусству. Этот человек сдержан в проявлении своих чувств. Несмотря на неоднократное прослушивание его выступлений, я почти не услышал в них эмпатии, тогда как в тесном кругу она очень чувствовалась. Съемочная площадка иногда бывает жестока. Правда, этот государственный деятель искусен в другой области – в проявлении симпатии…
Руки тоже говорят
Благодаря архивным записям дебатов становится видна жестикуляция, дополняющая голос. Руки тоже говорят. Президент Миттеран, потирая руки, создавал таким способом атмосферу общения.
Положение рук, слишком высокое или слишком низкое, может встревожить собеседника. И тогда голос будет воспринят негативно. Руки должны находиться между грудью и пупком. Они должны быть на виду и двигаться выразительно, чтобы аккомпанировать речи, а не искажать ее.
Ладони, открытые вверх, как бы зовущие к себе, – это знак встречи, предложение присоединиться и высказаться. Между прочим, все дети от 2 до 5 лет разговаривают, развернув ладошки к нам и кверху. И наоборот, рука, вытянутая вперед, ладонью вниз и слегка к собеседнику, – это знак самозащиты. А если вдобавок этот жест сопровождает фразу «Каково ваше мнение?», то на самом деле вопрошающий заранее не отвергает мнение оппонента. Тем не менее этот жест оправдан в контексте «Подождите, дайте мне договорить!». Сложить ладони перед собой – значит отгородиться барьером от другого, сохранять дистанцию по отношению к своему собеседнику. Руки, таким образом, создают защиту в виде виртуального пюпитра. С другой стороны, если вы говорите, развернув ладони кверху и протягивая их вперед к собеседнику, – это свидетельствует о вашей открытости и вокальной щедрости; такие ораторские приемы помогают установлению взаимопонимания между вами и вашими слушателями.
