А1, инстинкт номер 1: инстинкт борьбы.
Он побуждает бороться за жизнь, противостоять опасности и тесно связан с инстинктом выживания. Страх, тревога, депрессия, но вместе с ними смелость и энтузиазм могут составить духовный капитал голоса власти.
A2, инстинкт номер 2: пищевой инстинкт.
Он опирается на механизмы сохранения вида, выявляет экономические преимущества и выгоду. Он воздействует, лавируя между нищетой и бедностью, мечтой и надеждой. Подыскав нужные слова, всегда можно убедить самых упрямых слушателей.
А3, инстинкт номер 3: сексуальный инстинкт.
Более ограниченный в своих проявлениях и более специфический, этот инстинкт использует репродуктивную функцию индивида, а значит, и его инстинкт самосохранения. Он состоит из двух элементов: примитивных, вызывающих эротическое возбуждение, и возвышенных, которые проявляются при прослушивании музыки, пения, при виде красивых женщин, эстрадных звезд, моделей.
А4, инстинкт номер 4: родительский, или инстинкт родительской защиты.
Голос лидера подчиняет толпу одному или нескольким из этих четырех основных инстинктов. Воздействие происходит на уровне бессознательного. Люди в своей массе реагируют, не отдавая себе в этом отчета.
Но, по-видимому, эти четыре инстинкта – далеко не все элементы в алгоритме голоса власти. Если мы добавим к ним четыре варианта речи, результат будет поразительным.
В самом деле, сила убеждения лидера зависит также от четырех других характеристик, которые, на мой взгляд, необходимы и дополняют четыре инстинкта:
Б1 – мистическая или религиозная направленность.
Б2 – стремление к сплочению (склонность к милитаризму и воинственности).
Б3 – компетентность (рассуждения и использование научного анализа).
Б4 – харизма; эта характеристика – самая главная.
Но давайте остановимся на минуту и попробуем проанализировать с помощью этих восьми критериев наших политических деятелей, наших лидеров: результат будет впечатляющим. У всех у них присутствует минимум шесть признаков из восьми. У того же, кто имеет меньше шести признаков, скорее всего, мало шансов стать лидером, политиком или руководителем предприятия. Например, если мы обозначим буквами, которые я привел, все инстинкты и критерии, мы получим следующее:
Франсуа Миттеран: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 Б4 – он демонстрирует все 8 характеристик.
Мартин Лютер Кинг: А1 А2 А4 Б1 Б3 Б4 – 6 характеристик.
Жак Ширак: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 – 7 характеристик.
Джон Фицджеральд Кеннеди: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 Б4 – 8 характеристик.
Билл Клинтон: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 Б4 – 8 характеристик.
Ганди: А1 А2 А4 Б1 Б2 (он говорил: «Ненасилие – оружие сильных») Б4 – 6 критериев.
Вы можете продолжить этот список…
Группа усыпляет индивидуальное сознание человека и раздувает его эмоциональное восприятие. Это делается, чтобы он слушал и беспрекословно повиновался («Это не я, это группа»). Гитлер мог возникнуть и стать грозной силой только за счет группы, которую он привел в действие.
Кроме голоса у политика, вождя, диктатора есть такие символы, как эмблема, гимн, боевой клич, особое приветствие, которые являются ключевыми для пропаганды. Это не только знаки, позволяющие распознать «своих», но и очень эффективная психологическая обработка, которая заранее снимает с человека вину, если он выйдет за границы дозволенного: «Это не я, это группа, это начальник мне приказал…» Символ метит свою территорию, он повелевает, ничего не объясняя. Он демонстрирует код группы, принадлежит именно этой группе, индивидуум превращается в инструмент. В самом деле, когда человек участвует в опросе общественного мнения, у него нет группового рефлекса, он не позволяет первичным инстинктам взять над собой верх, он не имеет на это права. Но в группе, в анонимной толпе уже говорит не его разум, а его чувство, особенно когда оно вызвано тревогой за свою безопасность, угрозой со стороны других групп, материальными и пищевыми инстинктами («они все у нас отнимут», «мы должны защищаться» и т. д.). Голос ненависти призывает нападать, голос страха – защищаться. Символ апеллирует к эмоциональному ребенку, который сидит в каждом из нас. Зовет ли голос к бою, пробуждает ли желание, выражает ли родительскую заботу или религиозные чувства – это всегда разные голоса, но все они нами управляют.
Улавливать импульсы толпы, использовать ее истерию, направляя ее в нужную сторону, командовать ею, чередовать ярость и агрессию в публичных выступлениях, в интонациях голоса – это то, чем в совершенстве владеет искуснейший демагог, коим является Жан-Мари Ле Пен. Он воздействует на эмоции, поддерживает в слушателях страх при помощи псевдонаучного анализа ситуации, настойчиво заявляет о принадлежности к группе с его собственным кодом (прибегая к ораторским приемам, свойственным трибунам).
Голос Обамы обращен к инстинкту меньшинства, в котором смешиваются пищевой и родительский инстинкты; этот механизм также апеллирует к гордости индивидуума, который, объединившись с другими, может реализовать любые планы: «Yes We Can»
[18].
Точно так же голос Мартина Лютера Кинга выражает родительский инстинкт в сочетании с духовным. «I have a dream… my children…»
[19]
Пусть и в другом регистре, но папа римский тоже хочет успокоить: «Не бойтесь». И здесь тоже мы видим родительский инстинкт в ярчайшем выражении.
Чтобы управлять группой, лидер должен создать условия для сплочения, формирования коллективного разума, с которым люди будут себя идентифицировать. Его голос должен быть звучным, вызывать в воображении знакомые, внушающие доверие образы, с мелодией и паузами, в которых слышна вопросительная интонация, и аудитория ждет ответа, способного ободрить и морально поддержать ее. Ораторам следует украшать свою речь остротами, ироническими фразами, чтобы они разрядили атмосферу в зале и вызвали смех – а это лучший способ сплотить толпу, вызвать у нее ощущение сопричастности. Голос становится тем цементом, из которого создается власть.
Особый случай: генерал де Голль
Ритм дыхания, которое слышится в голосе, так же важен, как и смысл произносимых слов. Генерал де Голль владел этим особым дыханием: к ритму его фраз прибавлялась магия слов, создавая удивительную алхимию на грани трагедии, страха и доверия, отеческой заботы и непререкаемого авторитета. Де Голль для меня – пример исключения из правил. В июне 1940 года он апеллирует к инстинкту борьбы: клеймит врага Франции, противостоит ему. Голос его звучит по-военному, речь чеканна, без прикрас. Он не терпит возражений и отдает приказы, не допуская компромиссов. Особая миссия возложена на де Голля его страной – свободной Францией. В Париже в июне 1944 года трибун говорит глубоким голосом трагического актера: «Париж! Париж обесчещен! Париж разрушен! Париж истерзан! Но Париж освобожден!» Эти слова так широко известны, что уже почти забыт тон, которым они были сказаны, твердый и уверенный – так говорят те, кому уже не нужно бороться за выживание, здесь мы слышим обращение в основном к пищевому инстинкту, а также к сексуальному – инстинкту доминантного самца, за которым должны держаться все остальные. Как изменяется с годами этот воинственный и веский голос? Голос генерала превращается в голос президента свободной нации. Голос эволюционирует, в нем преобладает отеческая, охранительная, сострадательная интонация (родительский инстинкт): «Я понимаю вас!» Де Голль берет под свой контроль коллективные эмоции. Затем он голосом трагика, почти как у Мальро
[20], заявляет, что в его возрасте поздно превращаться в диктатора. Он хочет внушить доверие этим новым французам, которые не знали войны, не доверяют своей собственной стране, точнее, правилам и законам Франции. Генерал вновь демонстрирует исключительный талант стратега, но не на поле брани: он разработал стратегию своего голоса в медиапространстве.
