Людовик избрал сухопутную экспансию. Он женился на старшей дочери Филиппа IV, тогдашнего короля Испании; и хотя по свадебному договору он отказался от всяких притязаний на наследство ее отца, ему было нетрудно найти причины для нарушения этого условия. Он придрался к техническим формальностям, чтобы аннулировать этот договор в отношении некоторых частей Нидерландов и Франш-Конте (Franche Comté), и вступил в переговоры с испанским двором о полной отмене его. Дело это было особенно важным, ибо наследник престола был настолько слаб здоровьем, что было очевидно, что австрийская династия испанских королей прекратится вместе с ним. Желание видеть на троне Испании французского принца – либо самого себя, что привело бы к объединению двух корон, либо одного из членов своей фамилии, что распространило бы власть Бурбонского дома по обе стороны от Пиренеев – было тем миражем, который во втором периоде царствования Людовика направлял его по ложному пути, приведшему к окончательному уничтожению морской силы Франции и к разорению ее народа, доведенного до нищеты. Людовику недоставало понимания того, что ему следовало считаться со всей Европой. С проектом занятия испанского трона нужно было обождать до его освобождения; но Людовик немедленно подготовился к наступлению на испанские владения, лежавшие к востоку от Франции.
Чтобы достигнуть этой цели наверняка, он лишил Испанию возможных союзников с помощью искусных дипломатических интриг, изучение которых дало бы полезную иллюстрацию применения стратегии в области политики; но он сделал две серьезные ошибки, нанесшие большой вред морской силе Франции. Португалия отделилась от Испании лет за двадцать до этого времени, но испанская корона не отказалась от притязаний на нее. Людовик полагал, что в случае осуществления этих притязаний Испания сделалась бы слишком сильной для того, чтобы позволить ему легко достигнуть намеченной цели. Наряду с другими средствами помешать этому он намечал брак Карла II с инфантой португальской, в результате которого Португалия уступила бы Англии Бомбей в Индии и Танжер в Гибралтарском проливе, считавшийся великолепным портом. Таким образом, в своем стремлении к экспансии на суше французский король пригласил Англию в Средиземное море и побуждал ее к союзу с Португалией. Последнее было тем более курьезно, что Людовик уже предвидел падение испанского королевского дома и должен был бы скорее желать объединения королевств полуострова. В результате Португалия сделалась зависимым форпостом Англии и осталась им до дней Наполеона. В самом деле, при условии независимости от Испании она оказывалась слишком слабой для того, чтобы не быть под контролем державы, господствующей на море и в отношении которой она является особенно уязвимой. Людовик, продолжая поддерживать ее против Испании, обеспечил ей независимость. Он вмешивался также в дела Голландии и заставил ее вернуть Бразилию, которую она отняла у Португалии.
С другой стороны, Людовик добился от Карла уступки Дюнкерка (на Канале), который был захвачен и использован Кромвелем. Эта уступка была сделана за деньги и должна считаться непростительной с морской точки зрения. Дюнкерк был предмостным укреплением Англии, расположенным во Франции; в руках Франции он сделался базой каперов, грозой для торговли Англии в Канале и Северном море. Когда морское могущество Франции стало приходить в упадок, Англия рядом трактатов настояла на разоружении укреплений Дюнкерка, бывшего, можно сказать, базой знаменитого Жана Барта и других великих французских приватиров.
Между тем величайший и умнейший из министров Людовика XIV, Кольбер, прилежно созидал ту систему управления, которая, увеличивая и твердо упрочивая благосостояние государства, должна была вернее привести его к величию и процветанию, чем все эффектные предприятия короля. Мы не должны здесь касаться деталей, относящихся к внутреннему развитию королевства, и потому упомянем только, что он уделял много внимания развитию производительных сил как в земледелии, так и в мануфактурах. На море же он повел искусную политику агрессии против торговли и судоходства Голландии и Англии, результаты которой сказались очень быстро. Были образованы большие торговые компании, направлявшие французскую предприимчивость к Балтике, Леванту, Ости Вест-Индии; таможенные правила были изменены в целях поощрения французских мануфактур и для облегчения устройства складов товаров в больших портах; этими средствами надеялись достигнуть того, чтобы Франция заняла место Голландии в качестве товарного склада для всей Европы, – функция, для выполнения которой географическое положение ее было чрезвычайно благоприятно; вместе с тем сбор с иностранного судоходства, премии судам отечественной постройки и обдуманные строгие декреты, дававшие французским судам монополию торговли с колониями, – все это способствовало росту торгового флота Франции. Англия немедленно ответила контрмерами; Голландия же, положение которой было более угрожаемым, так как она имела меньшие природные ресурсы и бо́льшую транзитную торговлю, чем Англия, некоторое время ограничивалась протестами; но три года спустя она также прибегла к репрессиям. Однако Кольбер, полагаясь на огромное превосходство Франции как действительного и, еще более, как возможного товаропроизводителя, не боялся неуклонно двигаться по намеченному пути, который, ведя к созданию большого торгового флота, должен был стать широкой основой и для военного флота, строительство которого форсировалось и другими государственными мероприятиями. Благосостояние страны быстро росло. В конце двенадцатого года деятельности Кольбера все разбогатело и расцвело в государстве, финансы и флот которого находились в состоянии крайнего расстройства, когда он вступил в управление ими.
«При нем, – говорит один французский историк, – Франция росла в мире, как она росла раньше в войне… Война тарифов и премий, искусно проводимая им, имела целью свести к справедливым границам безмерный рост коммерческого и морского могущества, которое Голландия присвоила себе за счет других наций, и помешать стремлениям Англии, горевшей желанием вырвать у Голландии это превосходство для того, чтобы использовать его с еще большей опасностью для Европы. Сохранение мира в Европе и Америке было, казалось, в интересах Франции, но тайный голос – голос одновременно и прошлого и будущего – звал ее к воинственной деятельности на других берегах»
[21].
Этот голос звучал в высказываниях Лейбница – одного из великих людей мира, который указывал Людовику, что обращение оружия Франции против Египта дало бы ей, с достижением господства на Средиземном море и контроля над восточной торговлей, победу над Голландией – бо́льшую, чем самая успешная кампания на суше; и что этот результат, обеспечив весьма необходимый мир внутри королевства, создал бы морскую силу, которая, в свою очередь, обеспечила бы Франции преобладание в Европе. Эта записка Лейбница призывала Людовика отказаться от преследования славы на суше и искать прочного величия Франции в создании большой морской силы, элементы которой, благодаря гению Кольбера, были уже в его руках.
Столетие спустя человек, более великий, чем Людовик, попытался возвеличить себя и Францию, встав на путь, который указывал Лейбниц; но Наполеон не имел, подобно Людовику, флота, соответствующего задуманным им целям. На проекте Лейбница мы остановимся подробнее при изложении событий до тех памятных дней, когда он был отклонен. Когда Людовик, в апогее развития своего королевства и флота, дошел до перекрестка путей, он избрал тот из них, который определял отказ Франции от господства над морями. Последствия этого решения, погубившего Кольбера и разрушившего благосостояние Франции, чувствовались из поколения в поколение, – в эпоху, когда грандиозный флот Англии, в ряде войн, очищал моря от своих соперников, упрочивая в тяжелых боях богатство островного королевства, уничтожал внешнюю торговлю Франции и подвергал ее вытекающим из этого бедствиям. Ложное направление, которое получила политика Франции во времена Людовика XIV, в дни его наследника отвратило также Францию от многообещавшей карьеры в Индии.
