Союзные флоты снова вышли в море лишь в конце июля, и на этот раз на судах находились отряды войск, предназначенные для десанта. 20 августа был замечен голландский флот, шедший между Текселем и Маасом. Руперт немедленно приготовился к сражению, но так как северо-западный ветер обеспечивал союзникам наветренное положение, а с ним и выбор метода атаки, то Рюйтер, воспользовавшись знанием местности, держал так близко к берегу, что неприятель не осмелился последовать за ним, тем более что время было уже позднее. В течение ночи ветер переменился на восточно-юго-восточный, и с рассветом, говоря словами официального французского отчета, «голландский флот поставил все паруса и смело вступил в сражение».
Союзный флот был под ветром, на левом галсе, и держал курс на юг, французы шли в авангарде, Руперт – в центре, и сэр Эдвард Спрэгг (Spragge) командовал арьергардом. Де Рюйтер разделил свой флот на три эскадры, переднюю из которых, состоявшую только из десяти или двенадцати кораблей, он послал против французов, тогда как с остальными своими силами атаковал англичан в центре и арьергарде (план IV, А, А´, А´´).
У последних, по английским источникам, было шестьдесят кораблей, у французов – тридцать, а у голландцев – семьдесят; и если принять эти данные, то план атаки Рюйтера, помешавший французской эскадре соединиться с английским флотом, как и при Солебее, позволил голландцам сражаться с англичанами на равных условиях. Сражение прошло через несколько отличных друг от друга фаз, за которыми поучительно проследить.
Г-н де Мартель, командовавший авангардом французов и, следовательно, передним подразделением союзников, получил приказ лечь к ветру, повернуть на другой галс и затем выйти на ветер авангарда голландцев, чтобы поставить их таким образом между двух огней. Так он и сделал (В). Но как только Банкерт – тот самый, который так разумно маневрировал при Солебее за год до этого, – увидел опасность, он положил руль на ветер и со своими двенадцатью кораблями прошел сквозь линию остальных двадцати кораблей эскадры д’Эстре (С) – подвиг, столько же делающий честь ему, сколько не делающий чести французам, а затем, повернув через фордевинд, спустился к де Рюйтеру, который ожесточенно сражался с Рупертом (С´). Д’Эстре его не преследовал, дав ему возможность таким образом подкрепить главные атакующие силы голландцев. Этим практически и закончилось участие французов в сражении.
Руперт в течение боя с де Рюйтером старался уйти подальше в море и таким образом отвлечь голландцев от их берега, так, чтобы в случае перемены ветра они не смогли вернуться под его защиту. Де Рюйтер последовал за ним, и явившееся следствием этого отделение центра от авангарда (В, В´) было одной из причин, которыми д’Эстре оправдывал свое промедление. Однако то же обстоятельство не помешало Банкерту соединиться со своим начальником.
Необыкновенное поведение сэра Эдварда Спрэгга в арьергарде увеличило замешательство во всем союзном флоте. По некоторым причинам этот офицер считал Тромпа, который командовал голландским арьергардом, своим личным врагом, и для того, чтобы облегчить последнему вступление в бой, он остановил весь английский арьергард в ожидании его. Это неуместное проявление амбиции со стороны Спрэгга, кажется, возникло из данного им королю обещания доставить Тромпа живым или мертвым или лишиться жизни. Остановка, напоминающая бестолковое и недисциплинированное поведение голландских младших флагманов в предшествовавшую войну, конечно, отделила арьергард (А´´, В´´, С´´), который при этом начал быстро дрейфовать под ветер, пока Спрэгг и Тромп вели между собой частный поединок. Эти два адмирала просто искали друг друга, и сражение между двумя флагами было так жестоко, что Спрэгг был вынужден дважды переносить свой флаг на другие корабли; при второй пересадке шлюпка, на которую он сел, была потоплена попавшим в нее ядром, и сам он утонул.
Руперт, покинутый таким образом своим авангардом и арьергардом, остался один со своей эскадрой против Рюйтера (В´), который, усиленный своим авангардом, имел ловкость отрезать затем задний отряд союзного центра и окружить остальные двадцать кораблей его тридцатью или сорока своими (С´).
То, что бой не дал еще более решительных результатов, не делает чести артиллерии того времени; но не следует забывать, что все, что могло обеспечить искусство Рюйтера, за исключением разве только весьма короткого промежутка времени, – был бой с противником на равных условиях; численное превосходство, которым в целом обладал последний, не должно игнорироваться. Вред, нанесенный англичанам и голландцам, был велик и, вероятно, почти одинаков.
Руперт, наконец, вырвался из схватки и, видя, что английский арьергард (С´´) не отвечает надлежащим образом своему непосредственному противнику, спустился к нему; оба враждебных центра шли теперь параллельными курсами и на расстоянии пушечного выстрела, но, – словно по взаимному соглашению, вызванному, вероятно, почти полным израсходованием боезапаса, – воздерживались от огня. В четыре часа пополудни центр и арьергард соединились, и к пяти часам началось новое сражение, которое продолжалось до семи, когда Рюйтер отступил, надо думать, вследствие приближения французов, имевшего место, по их собственным описаниям, около этого времени. Так закончилось сражение, которое, подобно всем предшествовавшим ему в этой войне, может быть названо сыгранным вничью, но относительно которого следующее суждение английского историка должно считаться несомненно справедливым: «Выгоды, извлеченные голландцами из этого сражения, благодаря благоразумию их адмирала, были чрезвычайно велики, ибо они открыли их порты, до тех пор всецело блокированные, и положили конец всяким опасениям, уничтожив возможность вторжения неприятеля»
[54].
Характерные черты сражения достаточно проявились в вышеприведенном описании: искусство де Рюйтера; твердость и быстрота действий Банкерта, сначала задержавшего французскую эскадру, а затем прошедшего сквозь нее; явная лояльность или несостоятельность действий последней; недисциплинированность и бестолковость Спрэгга как военачальника; видимый недостаток других качеств, кроме стойкости в бою, у Руперта.
Союзники предались горячим взаимным обвинениям. Руперт порицал и д’Эстре, и Спрэгга; д’Эстре находил, что Руперт совершил ошибку, уйдя под ветер, а помощник самого д’Эстре, Мартель, прямо называет своего начальника трусом в письме, за которое был заключен в Бастилию. Французский король приказал произвести расследование начальнику брестского порта, на отчете которого главным образом и основано приведенное выше описание; этот отчет оставляет мало сомнения в бесчестии французского оружия в этом сражении. «Г-н д’Эстре дал понять, – говорит французский морской историк Труд, – что король желал беречь свой флот и что на англичан нельзя полагаться. Был ли он неправ, не доверяя искренности союза с Англией, когда получал со всех сторон предостережения, что народ и дворянство роптали против этого союза и что Карл II был, быть может, единственным человеком в королевстве, желавшим его?» Возможно, что не был. Но он был определенно неправ, если желал, чтобы какой-либо военный человек или военный отряд сыграл такую двусмысленную роль, какая была предназначена французскому адмиралу в этот день; потеря флота была бы меньшим несчастьем, чем это. Так явна была для очевидцев нечестность или трусость французов (впрочем, последнее предположение невероятно), что один из голландских моряков, говоря с товарищами о том, почему французский флот не принял участия в сражении, сказал: «Эх, вы, дурни! они наняли английский флот сражаться за них, и все их дело заключается в наблюдении, чтобы он зарабатывал свое жалованье». Более трезвое и солидное суждение принадлежит брестскому командиру, так заканчивающему вышеупомянутый отчет свой: «Кажется, что во всех этих морских сражениях Рюйтер никогда не заботился о том, чтобы атаковать французскую эскадру, и что в этом последнем сражении он отделил десять кораблей зеландской эскадры для того, чтобы только занять ее»
[55]. Не требуется более сильного свидетельства о мнении Рюйтера относительно несостоятельности и ненадежности этого контингента союзных сил.
