Результаты войны 1689–1697 гг. не противоречат поэтому тому общему заключению, что «для того, чтобы война против неприятельской торговли была успешна, необходимо, чтобы одновременно с нею велась война эскадр и соединений линейных кораблей, ибо эта последняя война, заставляя неприятеля держать свои корабли вместе, позволяет крейсерам предпринимать успешные вылазки против его торговли. Без такой поддержки результатом действий крейсеров будет только захват их неприятелем». К концу описанной войны эта тенденция успела уже проявиться, а в следующей войне, когда французский флот еще больше ослабел, она сделалась очевидной.
Несмотря на потери, понесенные морскими нациями, они добились торжества своего дела. Начатая французами как наступательная, эта война повсюду обратилась для них в оборонительную и принудила Людовика разом отказаться как от своих сильнейших предубеждений, так и от своих весьма основательных политических желаний, признав королем Англии того, на кого он смотрел, как на узурпатора и как на своего личного закоренелого врага. С внешней стороны и взятая в целом, эта война может показаться всецело континентальной борьбой, область которой простиралась от испанских Нидерландов, вниз по течению Рейна, до Савойи в Италии и Каталонии в Испании. Взятые в перспективе морские сражения в Канале и борьба в Ирландии кажутся лишь отдельными эпизодами; лежавшие в основе их причины торгового характера обычно упускаются из виду или замечаются только по воплям пострадавших. Между тем торговля и судоходство не только несли бремя страданий, но и оплачивали в основном континентальные армии, сражавшиеся с Францией; и этот поворот потока богатства от обеих морских наций в сундуки их союзников был, возможно, определен и, во всяком случае, ускорен дурным направлением того морского превосходства, с которым Франция начала войну. Тогда было возможно, как вероятно будет возможно и впредь, для действительно хорошего военного флота, располагающего превосходными силами, нанести уничтожающий удар менее готовому к войне сопернику; но случай был упущен, и по существу более крепкое и прочное морское могущество союзников имело время проявить себя.
Мир, подписанный в Рисвике (Ryswick) в 1697 г., был весьма невыгоден для Франции: она потеряла все, что приобрела со времени Нимвегенского мира, за девятнадцать лет перед тем, – за единственным важным исключением Страсбурга. Все, что Людовик XIV приобрел хитростью или силой в течение мирных лет, было у него отнято. Германии и Испании были возвращены огромные территории. Поскольку эти возвраты были сделаны в Нидерландах, они послужили к непосредственной выгоде Соединенных Провинций и, по сути дела, всей Европы, так же как и Испании. Условия договора дали обеим морским нациям коммерческие выгоды, которые были направлены к увеличению их морской силы и, следовательно, во вред морской силе Франции.
Франция перенесла гигантскую борьбу; стоять одной против всей Европы, как она стояла тогда и неоднократно потом, – это большой подвиг. Тем не менее можно сказать, что как Соединенные Провинции показали несостоятельность опоры нации только на внешние ресурсы, если она малочисленна и обладает небольшой территорией, так и Франция показала, что нация не может существовать бесконечно, опираясь только на собственные ресурсы, как бы многочисленна она ни была и как бы велики ни были ее внутренние возможности.
Такая изоляция была уделом Франции в течение последних войн Людовика XIV и чуть не уничтожила ее, тогда как спасение ее от возможности такого упадка было великой целью жизни Кольбера. Но он не имел времени довести до конца эту великую работу; Людовик же не поддержал планов своего министра, поэтому, когда силы народа были напряжены до предела, Франция, вместо того чтобы черпать свежие силы из всевозможных источников, как сделала это Англия в аналогичных обстоятельствах, должна была черпать силу только в самой себе, будучи отрезана от мира флотами Англии и Голландии и поясом врагов, окружавших ее на континенте. Единственным спасением от процесса постепенного истощения было достижение контроля над морем, создание могучей морской силы, которая освободила бы от пут богатства страны и трудолюбие народа. Для достижения этого Франция имела также весьма выгодные естественные условия в своих трех морских границах – на Канале, на Атлантике и на Средиземном море; а политически она имела прекрасный случай присоединить к своей морской силе такую же силу Голландии в дружеском союзе, враждебном или, по крайней мере, недружелюбном Англии.
Гордый своей силой, сознавая абсолютный характер своей власти, Людовик пренебрег этим важным подкреплением своего могущества и продолжал восстанавливать Европу против себя рядом агрессивных действий. В период, который мы только что рассмотрели, Франция оправдала его доверие великолепным и в целом успешным сохранением его позиций в борьбе против всей Европы; она не двинулась вперед, но и не отступила намного. Однако это проявление силы истощило ее; оно съедало жизнь нации, потому что опиралось всецело лишь на нее, а не на внешний мир, общение с которым она могла бы поддерживать морем. В последовавшей затем войне можно усмотреть ту же энергию, но не ту же жизненность… Франция везде была отброшена назад и приведена на край гибели. Урок обеих этих войн одинаков: подобно людям, нации, как бы они ни были сильны, падают, если их изолируют от внешней деятельности и внешних ресурсов, которые одновременно и вызывают к жизни их внутренние силы и поддерживают их. Нация, как мы уже показали, не может жить бесконечно в самой себе, и самый легкий путь, каким она может сообщаться с другими народами и возобновлять свою силу, – это путь через море.
Глава V. Война за испанское наследство (1702–1713). – Морское сражение при Малаге
Прекращение прямой королевской линии в той ветви Австрийского дома, которая владела тогда испанским троном, после смерти правившего в то время короля Карла II поставило вопрос о том, будет ли новый монарх избран из дома Бурбонов или из австрийской фамилии в Германии; и должен ли будет правитель, возведенный таким образом на трон, получить в наследство всю империю Испании, или будет произведено какое-либо разделение последней в интересах равновесия сил в Европе. Но это равновесие сил уже не понималось более в узком смысле континентальных владений, принималось в соображение и то, какое влияние окажет новый порядок вещей на торговлю, судоходство и контроль над обоими океанами и Средиземным морем. Влияние двух морских держав и сущность их интересов становились все более и более очевидными.
Необходимо припомнить, какие страны находились тогда под владычеством Испании, чтобы разобраться в вопросах, которые предстояло урегулировать, – стратегических, как их можно назвать. Это были: в Европе – Нидерланды (ныне Бельгия), Неаполь и юг Италии, Милан и другие провинции на севере; и в Средиземном море – Сицилия, Сардиния и Балеарские острова. Корсика в то время принадлежала Генуе. В западном полушарии, кроме Кубы и Порто-Рико, Испания владела тогда всей той частью континента, которая разделена теперь между испано-американскими государствами; обширные торговые возможности этой области начинали понимать уже тогда. Наконец, в азиатском архипелаге Испании принадлежали обширные владения, которые были, однако, меньше затронуты рассматриваемым конфликтом. Крайняя слабость этой империи, вызванная упадком центрального королевства, была причиной того, что другие нации, занятые более непосредственными интересами, относились индифферентно к ее огромным размерам. Этот индифферентизм не мог, однако, продолжаться долее, ибо теперь появилась перспектива установления более сильной власти, опирающейся на союз с одной из великих держав Европы.
