Уже было упомянуто, что это безрезультатное сражение имело некоторые интересные особенности. Одна из них – это то, что поведение Кеппеля было полностью оправдано под присягой перед военным судом одним из замечательнейших адмиралов, выдвинутых Англией, сэром Джоном Джервисом (Jervis), который командовал одним кораблем его флота. В самом деле, трудно представить себе, чтобы он мог сделать нечто большее; но недостаточное понимание им тактики доказывается любопытным замечанием, сделанным им в свою защиту. «Если бы французский адмирал действительно думал вступить в бой, – сказал он, – то я полагаю, что он никогда бы не расположил своего флота на галсе, противоположном тому, которым приближался британский флот». Это замечание может только происходить от неведения или от непонимания опасности, которой подвергся бы в таком случае арьергард французского флота, и является тем более любопытным, что, по признанию самого Кеппеля, англичане думали напасть на него.
Идея Кеппеля состояла в том, что французы должны были ждать его в линии фронта и затем вступить в бой, корабль против корабля, что, по его мнению, предписывали традиции доброго старого времени. Но д’Орвилье был слишком хорошо подготовлен, чтобы быть способным на такой образ действий.
Неисполнение герцогом Шартрским
[123], командовавшим французским авангардом во время боя, приказания повернуть через фордевинд, – произошло ли оно от непонимания дела или от недисциплинированности, – поднимает все еще спорный вопрос относительно надлежащего положения главнокомандующего флотом в сражении. Если бы д’Орвилье был в авангарде, то выполнение задуманной им эволюции было бы обеспечено. Из центра адмирал равно видит концевые части своего флота или равно не видит их. Находясь в голове, он обеспечивает исполнение приказаний собственным примером. Французы в конце этой войны решили вопрос, совсем изъяв адмирала из линии и поместив его на фрегате под тем предлогом, что будто бы со стороны он может, таким образом, лучше видеть движения своего флота и флота неприятеля, не ослепляемый дымом и не отвлекаемый от главных своих обязанностей событиями, происходящими на борту его собственного корабля, и, наконец, что сигналы, дающиеся им с фрегата, будут лучше видны его флоту
[124]. Эта позиция адмирала, несколько напоминающая позицию генерала в сухопутном сражении и избавляющая его от личного риска, была занята также лордом Гоу (Howe) в 1778 г.; но как последний, так и французы отказались впоследствии от этой практики. Нельсон при Трафальгаре, закончившем его карьеру, вел свою колонну; но сомнительно, чтобы причиной этого было что-либо, кроме его горячего увлечения боем. Две другие большие атаки, в которых он был главным начальником, имели объектом нападения корабли, стоявшие на якоре, и ни в одной из них он не занимал ведущего места в колонне – по той основательной причине, что он не знал хорошо глубины, а головной корабль всего более рискует сесть на мель. Обычное место адмиральского корабля в дни широкобоких парусных судов, за исключением случаев общей погони флота за неприятелем, было в линии и именно в центре ее. Отступление от этого обычая со стороны Нельсона и Коллингвуда, каждый из которых вел свои колонны под Трафальгаром, могло иметь некоторые основания, и обыкновенный человек склонен воздерживаться от критики поведения этих выдающихся офицеров. Но нельзя не сказать, что опасность, какой подвергались два старших офицера флота, на коих возлагалось так много, очевидна; и если бы с ними самими или с передними кораблями их колонн случилась серьезная беда, то отсутствие их влияния почувствовалось бы весьма серьезно. Действительно, они скоро стушевались, как адмиралы, в дыму сражения, не оставив следовавшим за ними никакого руководства или контроля, за исключением блеска своей храбрости и примера. Один французский адмирал указал, что практическая цель способа атаки, принятого при Трафальгаре, состояла в том, чтобы, спустившись под прямыми углами к противнику, пожертвовать головами колонн и сделать два прорыва в линии неприятеля. На этот раз цель была достигнута, и жертва стоила результата; в сделанные прорывы линии устремились почти свежие арьергардные корабли каждой колонны, которые являлись фактически резервом, напавшим на поврежденные корабли неприятеля с каждой стороны прорыва. Эта идея о резерве также связана с вопросом о положении главнокомандующего. Величина его корабля была такова, что исключала возможность вывода его из строя; но разве не было бы хорошо, если бы адмирал каждой колонны оставался со своим резервом, держа в своих руках способность управлять сражением при любых случайностях и выполняя возможно дольше свое назначение не только по названию, но и в действительности, и притом для весьма полезной цели? Трудность организации какой-либо системы сигналов или легких посыльных шлюпок, которые могли бы занять место адъютантов или ординарцев генерала, усугубляемая тем фактом, что корабли не могут неподвижно стоять, как армейские дивизии, в ожидании приказаний, но что они должны постоянно поддерживать ход, при котором остаются послушными рулю, исключает идею о нахождении адмирала флота, участвующего в походе, на легком судне. При таком положении он сделался бы простым зрителем, тогда как, находясь на сильнейшем корабле флота, он сохраняет максимум влияния и после начала боя, а если корабль этот в резерве, то адмирал сохраняет командование в своих руках так долго, как это только возможно. «Полхлеба лучше, чем никакого хлеба»; если адмирал не может, по условиям морского боя, занимать спокойную наблюдательную позицию своих сухопутных собратьев, то пусть, по крайней мере, она будет за ним обеспечена хоть настолько, насколько возможно. Правило Фаррагута после Нового Орлеана и Виксбурга, т. е. в последний период его карьеры, когда, надо думать, его воззрения определились опытом, было – вести свой флот в бой лично. Известно, что он весьма неохотно и лишь по настоянию многих офицеров настолько отступил от своих убеждений в деле при Мобиле, что занял второе место и впоследствии часто выражал свое сожаление о том, что поступил так. Можно, однако, возразить, что характер всех тех столкновений, в которых командовал Фаррагут, имел одну особенность, отличающую их от сражений, в тесном смысле этого слова. При Нью-Орлеане, при Виксбурге, при порте Гудзоне и при Мобиле задача была не сражаться, а пройти мимо укреплений, которым флот заведомо не мог противостоять; при этом приходилось сообразоваться главным образом с фарватером, о котором Фаррагут, в противоположность Нельсону, имел достаточные сведения. Таким образом, на главнокомандующего была возложена обязанность предводительства, в буквальном, так же как и в военном, значении этого термина. Идя во главе флота, он не только указывал ему безопасную дорогу, но, держась постоянно впереди дыма, был лучше способен видеть и судить о пути, лежавшем впереди, и принимать на себя ответственность за курс, от которой подчиненный мог бы уклониться. Может быть, не всем известно, что при Мобиле предводители не только одной, но обеих колонн в критической точке пути колебались и недоумевали относительно цели адмирала; не то чтобы они получили неясные указания о ней, но обстоятельства показали их отличными от тех, какие он предполагал. Не только Альден (Alden) на Brooklyn, но также и Крэвен (Craven) на Tecumseh отступили от приказаний адмирала и сошли с предписанного им курса, что привело к гибельным результатам. Нет необходимости обвинять того или другого капитана; но неопровержимый вывод состоит в том, что Фаррагут был несомненно прав в своем мнении, что человек, который один несет высшую ответственность, должен быть впереди при тех условиях, в которых велись его операции на море. И здесь должно заметить, что в такие критические моменты сомнений всякий, кроме обладающего умом высшего порядка, стремится сложить с себя ответственность решения на старшего, хотя бы последствия колебания и медлительности и были пагубны. Человек, который в качестве полномочного начальника действовал бы разумно, как простой подчиненный может действовать ошибочно. Поведение Нельсона при С.-Винценте редко будет иметь аналогии в истории, и это определенно доказывается фактом, что Коллингвуд, шедший непосредственно за ним в этот день, не подражал его действиям до сигнала главнокомандующего; тем не менее после обязательного для него сигнала он особенно отличился своей сообразительностью и смелостью
[125]. Следует припомнить также, в связи с вопросом о сражениях, характер которых определяется фарватером, что флагманский корабль, занимавший центральную позицию при Нью-Орлеане, едва не пропал из виду вследствие темноты и дыма шедших впереди него судов; флот Соединенных Штатов после прохождения мимо фортов чуть не оказался без вождя. Как упоминание о резерве вызвало целый ряд соображений, так и термин «проводка судна» внушает некоторые идеи, более широкие, чем непосредственный смысл его, которые изменяют то, что было сказано об оставлении адмирала с резервом. Легкость и быстрота, с которой паровой флот может менять свой строй, делают весьма вероятным, что флоту, идущему в атаку, почти в самый момент столкновения может угрожать опасность от непредвиденных комбинаций. Какое положение адмирала в таком случае будет самым удачным? Без сомнения, в той части его строя, где он сможет легче всего изменить диспозицию или направление своих кораблей в соответствии с изменением обстоятельств, т. е. в голове флота. Казалось бы, что в морском сражении всегда существуют два момента наибольшей важности: один, который определяет метод главной атаки, и другой, заключающийся в подводе резерва и направлении его действий. Если первый более важен, то второй, может быть, требует искусства высшего порядка, ибо первый может и должен быть следствием заранее намеченного плана, тогда как второй может и часто должен учитывать непредвиденные потребности. Условия морских сражений будущего заключают один элемент, которого сухопутные сражения не имеют, – это чрезвычайную быстроту, с какой могут совершаться столкновения сторон и перемены строя. Хотя войска и могут передвигаться к полю битвы при посредстве пара, но на этом поле они будут сражаться либо пешими, либо на лошадях, причем план их действий будет развиваться постепенно, и главнокомандующий, как правило, будет иметь время ознакомить кого нужно со своими желаниями в случае перемены условий атаки неприятеля. С другой стороны, флот, сравнительно малочисленный и составленный из совершенно определенных единиц, может решиться на важную перемену плана атаки, не выказывая ни малейшего признака этой перемены до начала ее осуществления, которое занимает всего несколько минут. Поскольку эти замечания справедливы, они показывают необходимость того, чтобы второй в порядке командования офицер был хорошо знаком не только с планами, но и с главными принципами действия его начальника, – необходимость, достаточно ясно вытекающая из факта, что два крайних пункта боевого строя могут быть по необходимости отдаленными, а между тем на обоих их нужен дух вождя. Так как последний не может быть и тут и там лично, то самое лучшее – иметь на одном конце полноценного помощника.
