Что касается положения Нельсона при Трафальгаре, упомянутого в начале этого рассуждения, то следует заметить, что Victory не делал ничего такого, чего другой корабль не мог бы сделать так же хорошо, и что легкость ветра не позволяла ожидать внезапной перемены строя неприятеля. Огромный риск, которому лично подвергался адмирал (на его корабле был сосредоточен огонь линии противника, что и заставило нескольких капитанов умолять его о перемене положения), был осужден задолго до того самим Нельсоном в одном из его писем, написанных после сражения при Ниле.
Тем не менее Нельсон занял самое рискованное положение при Трафальгаре, и гибель вождя сопровождалась любопытной демонстрацией ее последствий. Коллингвуд тотчас же – правильно или неправильно, неизбежно или нет – изменил планы, на которых Нельсон настаивал до последнего вздоха. «Якорь! Гарди (Hardy), становитесь ли вы на якорь?» – сказал умирающий вождь. «Якорь! – воскликнул Коллингвуд. – Это последняя вещь, о которой я бы подумал».
Глава X. Морская война в Северной Америке и Вест-Индии (1778–1781). – Ее влияние на ход Американской революции. – Морские сражения при Гренаде, Доминике и в Чезапикской бухте
15 апреля 1778 г. адмирал д’Эстен отплыл из Тулона к Американскому континенту, имея под своей командой двенадцать линейных кораблей и пять фрегатов. С ним был, в качестве пассажира, посланник, аккредитованный при конгрессе и имевший инструкцию отклонять все просьбы о субсидиях и избегать каких бы то ни было определенных обязательств по вопросу о завоевании Канады и других британских владений. «Версальский кабинет, – говорит один французский историк, – не печалился о том, что Соединенные Штаты имели поблизости от себя причину беспокойства, которая заставляла их сильнее чувствовать ценность союза с Францией»
[126]. Признавая великодушные симпатии многих французов к их борьбе, американцы не должны в то же время закрывать глаза на корыстные побуждения французского правительства. Да и нельзя ставить ему это в вину, ибо сообразоваться прежде всего с французскими интересами было его долгом.
Д’Эстен подвигался весьма медленно. Говорят, что он тратил много времени на учения, притом даже бесполезные. Как бы то ни было, он достиг места своего назначения, мыса Делавэр, только 8 июля, употребив на переход двенадцать недель, из которых четыре были потрачены на достижение Атлантики. Английское правительство имело сведения о целях его плавания, и вслед за отозванием своего посланника из Парижа тотчас же послало в Америку приказ очистить Филадельфию и сосредоточить силы в Нью-Йорке. К счастью для англичан, движения лорда Гоу отличались энергией и системой, которых не имел д’Эстен. Прежде всего, собрав свой флот и транспорты в Делавэрской бухте и затем поспешив с погрузкой необходимых материалов и запасов, он оставил Филадельфию, как только армия выступила оттуда к Нью-Йорку. Десять дней понадобились для достижения устья бухты
[127], но он отплыл оттуда 28 июня, за десять дней до прибытия д’Эстена, хотя более чем через десять недель после его отплытия. По выходе в море флот был в два дня донесен попутным ветром до Сэнди Гука (Sandy Hook). Война неумолима: добыча, которую д’Эстен упустил своей медлительностью, помешала его попыткам нападения на Нью-Йорк и Род-Айленд.
Через день после прибытия Гоу в Сэнди Гук английская армия достигла высот Нэвзинка (Navesink), после трудного похода через Нью-Джерси, где ее преследовали по пятам войска Вашингтона. При энергичном содействии флота она была доставлена в Нью-Йорк 5 июля, и тогда Гоу отправился обратно, чтобы преградить вход в порт французскому флоту. Так как никакого сражения не последовало, то мы не будем приводить подробностей его деятельности, но заметим только, что весьма полное и интересное описание ее, составленное офицером флота, можно найти в сочинении Ekins «Naval Battles». Следует, однако, обратить внимание на сочетание энергии, мысли, искусства и решительности, высказанных адмиралом. Стоявшая перед ним задача состояла в защите судоходного прохода шестью 64-пушечными кораблями и тремя 50-пушечными против восьми кораблей, имевших семьдесят четыре или более пушек, трех 64-пушечных и одного 50-пушечного, – т. е., можно сказать, против силы, почти вдвое превосходившей его собственную.
Д’Эстен стал на якорь вне бухты, к югу от Гука, 11 июля и остался там до 22-го, занятый промером бара и выказывая все признаки решимости войти в бухту. 22-го сильный северо-восточный ветер, совпавший с приливом, поднял глубину воды на баре до тридцати футов. Французский флот поднял якоря и стал выбираться на ветер, к пункту, удобному для перехода через бар. Но затем храбрость оставила д’Эстена под влиянием предостережений лоцманов: он отказался от атаки и спустился к югу.
Морские офицеры не могут не сочувствовать этим колебаниям моряка, не решившегося оставить без внимания советы лоцманов, особенно у незнакомого ему берега; но такое сочувствие не должно закрывать их глаза на проявления характеров высшего типа. Пусть всякий сравнит действия д’Эстена при Нью-Йорке с действиями Нельсона под Копенгагеном и при Ниле или с действиями Фаррагута при Мобиле и порте Гудзон, и сравнительная слабость французского начальника – как военного вождя, руководимого только военными соображениями, – становится очевидной. Нью-Йорк был средоточием британской силы; его падение неизбежно должно было сократить длительность войны. В оправдание д’Эстена нужно, однако, помнить, что над ним тяготели и иные соображения, кроме военных. Французский адмирал, без сомнения, имел инструкции, подобные инструкциям французского посланника, и он, вероятно, рассуждал, что Франция ничего не выиграет от падения Нью-Йорка, которое могло бы привести к миру между Америкой и Англией и дать последней возможность обратить всю свою мощь против его страны. И не столь важная причина была бы достаточна для того, чтобы положить конец его колебаниям в вопросе о том, следовало ли ему рисковать проведением своего флота через бар.
Гоу был счастливее д’Эстена, не имея противоречивых целей. Успев выйти из Филадельфии и спасти Нью-Йорк благодаря быстроте своих действий, он должен был впоследствии совершить еще один подвиг – спасти Род-Айленд, благодаря той же быстроте. Рассеянные военные корабли флота, посланного из Англии, начали теперь прибывать. 28 июля Гоу был извещен, что французский флот, ушедший сначала к югу, теперь направлялся к Род-Айленду. Через четыре дня его флот был готов выйти в море, но вследствие противных ветров только к 9 августа достиг мыса Юдифь. Здесь он стал на якорь и узнал, что д’Эстен прошел батареи днем раньше и стал на якорь между Гульдскими и Каноникутскими островами (Gould and Canonicut Islands)
[128]; Сиконнетский (Seakonnet) и Западный проходы также были заняты французскими кораблями, и флот был готов поддержать американскую армию в нападении ее на британские укрепления.
