Другая причина притягательности гностицизма заключается в его отношении к видимому миру. Гностики древности, как правило, считали видимый мир поврежденным творением, изделием второсортного божества, именуемого демиургом (от греческого слова, означающего «ремесленник»). При том, что такое видение вступает в противоречие с ослепительным искусственным блеском американской массовой культуры, мы сможем понять его посыл, если посмотрим на дело чуть глубже.
Великий социолог Эмиль Дюркгейм сказал, что религия — это в своей сути совокупность действующих внутри общества социальных сил: «Общество в целом, просто благодаря силе своего влияния на человеческое сознание, несомненно, имеет в своем арсенале все, что необходимо, для того чтобы вызывать чувство божественного. Общество для своих членов является тем же, чем Бог является для верующих в него… Обычный наблюдатель не имеет возможности увидеть, откуда именно исходит общественное влияние. Оно движется по каналам, слишком запутанным и к тому же погруженным во мрак, оно использует психические механизмы, слишком сложные, чтобы беспроблемно проследить источник. До тех пор пока научный анализ не просветил человека, он ясно осознает, что нечто руководит им, но не осознает, что же именно это такое. Так, ему пришлось выстроить из ничего представление о тех силах, с которыми он чувствует какую-то связь». Этими силами, конечно, являются боги.
Это выглядит весьма естественно и в то же время несколько комично — когда социолог пытается редуцировать весь религиозный опыт только к внутреннему действию социальных сил. При всем при этом такое представление Дюркгейма не так уж далеко от истины. Религиозное сознание стремится увидеть божественный порядок при помощи тех способов выражения, что задаются обществом, наличествующим в данный момент. Возьмем очевидный пример: в Средние века теологи изображали космос как род феодального государства — с Богом на самом верху, ангелами, выступающими эквивалентами клира и знати, и человечеством, соотносимым с реальными простыми людьми.
Другой пример могут явить сами гностики. Классические гностические системы возникли во втором веке нашей эры. В это время Римская империя находилась в зените своего развития. Для большинства ее подданных империя представала целым миром: греческое слово «ойкумена», буквально означающее «населенный мир», было более или менее синонимично понятию «Римская империя». Те немногочисленные известные земли, которые не находились под ее властью, — такие как современные Ирландия, Германия и Иран — были отдаленными, запретными и для большинства людей практически недоступными.
Таким образом, римский гражданин того времени жил в условиях всеохватного социального строя, достигшего исключительно высокого уровня материальной культуры и интеллектуальной утонченности. С другой стороны, сам размер и многосложность государства служили препятствием к развитию индивидуума. Рим, центр политической власти, выглядел не только всемогущим, но также представлялся весьма далеким и зачастую обнаруживал непостоянство в своем поведении.
Учитывая наличие такой среды, легко себе представить, как возникли интеллектуальные системы гностиков. Они учили, что мы живем в царстве заблуждений, иллюзий, управляемом низшими богами, именуемыми «архонтами». Истинный, благой Бог находился много выше этих измерений, и о нем даже нельзя было бы совсем ничего узнать, если бы он не направлял на Землю божественных посланцев, включая Иисуса, с тем чтобы утерянное человечеством знание восстановить. Таким образом, гностики отливали Вселенную в форму той среды, что была им известна, где между индивидуумом и основным источником политической власти находились многочисленные прослойки недружелюбно настроенных деятелей.
Сейчас мы не находимся в такой ситуации, когда миром управляет одна всеохватная политическая система. Но верно и то, что современная цивилизация распространилась по всему земному шару, и теперь каждый его кусочек кажется находящимся под воздействием столь же всепроникающей, неотвратимой силы, какой представлялась в свое время Римская империя. В то время как протекающие сейчас политические процессы еще имеют демократическое обличье, многие люди чувствуют, что им как индивидуумам мало что дано сказать реального. И они правы, поскольку огромный объем современной власти находится в руках корпоративных и бюрократических организмов, над которыми у общества нет особого контроля.
Такая ситуация породила параноидальный взгляд на мир. Все эти страхи и тревоги фокусируются на политических и экономических элитах — возникают зловещие комбинации из евреев, франкмасонов, бильдербергеров
[3] и прочих, — но некоторые обрисовывают заговоры, пользуясь квазиметафизическими средствами изображения, — к примеру, говорят о злонамеренных инопланетянах, заключивших секретные пакты с мировыми лидерами.
Эти теории не следует воспринимать серьезно, становясь на точку зрения высказывающего их, однако к ним стоит отнестись серьезно как к выражению дискомфорта, вызываемого обществом, которое часто представляется враждебным или, по крайней мере, безразличным. Неудивительно, что люди, живущие в такой среде, с большим интересом воспримут учения гностиков.
Третий элемент определяется изменением психологической и философской ориентации нашей культуры. До недавнего времени доминирующим мировоззрением в англоязычном мире являлся логический позитивизм, утверждающий, что существует весьма значительная корреляция между нашим чувственным восприятием и реальностью; мы можем исследовать эту реальность посредством научных методов и осознавать ее с помощью логики.
Такой взгляд на мир ныне весьма сильно дискредитирован и уходит с авансцены по иронии судьбы благодаря научным изысканиям. Мы все больше получаем информации о том, как наш мозг и нервная система обусловливают и ограничивают наше восприятие реальности. Мы знаем, что мы воспринимаем вещи не такими, какими они являются, но прошедшими через фильтрацию на экранах наших перцепционных систем: пчелы могут видеть цвета, которые мы видеть не можем. Даже тогда, когда мы расширяем возможности нашего восприятия при помощи таких инструментов, как телескопы и микроскопы, мы все равно остаемся крайне ограниченными в своем восприятии. И мы осознаем этот факт лучше, чем когда-либо. Апостол Павел сказал, что «мы видим как бы сквозь тусклое стекло», но сейчас у нас гораздо более ясное и драматичное ощущение этого «стекла», чем-то, что имелось у апостола.
Эти фильтры нашего восприятия можно с большим основанием соотнести с фигурами архонтов, которые держат человечество взаперти в мире страданий и обмана. Основное отличие заключается в том, что в древности люди стремились увидеть в этих фильтрах внешних богов, в то время как сегодня мы скорее склонны считать их внутренними структурами нашего сознания. Но такой вывод оказывается не менее ужасающим, а иногда — даже более. В соответствии с нашей биологической программой мы развили наши чувства таким образом, чтобы они позволяли нам жить и действовать в том мире, который мы видим. Если мы не можем доверять этим самым чувствам, если они приковывают нас к квазииллюзорному миру, который они сотворили, то чему мы можем доверять?
