Согласно другой версии, эта традиция берет своё начало с фигуры Еноха, первого полностью преображенного горним светом человека, который «ходил… пред Богом» (Быт 5:22). Он был обращен в ангела Метатрона, который направляет духовную эволюцию человечества. Метатрон явился Аврааму в обличье Мелхиседека и посвятил его в тайную доктрину.
В ученых исследованиях истоки каббалы, как правило, выводят из гностических и неоплатонических влияний на иудаизм в первые века нашей эры. Гершом Шолем, величайший современный исследователь каббалы, заметил, что «именно гностицизм, одна из последних великих манифестаций мифологии в религиозном мышлении… одолжил фигуры речи еврейскому мистицизму». Самые ранние из известных версий каббалистики в первом и втором веках нашей эры связаны с движением, известным как мистицизм меркава. В переводе с еврейского меркава — «колесница», приверженцы этой традиции пытались воспроизвести опыт, описанный в первой главе Книги пророка Иезекииля, — пророк рисует необычайную картину, включающую четырех «животных», а также особого рода колесное устройство. «Когда животные поднимались от земли, тогда поднимались и колеса» (Иез 1:19). Суть мистической практики меркава не прояснена полностью, возможно, она включала в себя особого рода визуализацию, которой предшествовал аскетичный опыт и иного рода формы духовного подвижничества.
Необычное видение посетило Иезекииля во время вавилонского пленения в шестом веке до нашей эры, когда пророк «находился среди переселенцев при реке Ховаре» (Иез 1:1). Это позволяет предположить, что видение колесницы и вообще весь мистицизм, связанный с ним, имели вавилонские корни. Естественно, во время и после пленения евреям приходилось испытывать на себе влияние широких потоков эзотерической мысли, бравших начало в Вавилоне, Персии и Греции, и это в значительной степени способствовало формированию еврейского мышления и литературы, в том числе позднейших книг, составляющих Библию. Примерно шесть столетий спустя уже еврейские потоки устремились назад в общий водоем эзотерического мышления в Средиземноморье, помогая сформировать школы гностиков, а также протокатолического христианства. Эти последние, в свою очередь, оказывали влияние на появлявшихся в последующие времена еврейских мистиков: культурные потоки редко — если вообще такое когда-либо бывает — текут только в одном направлении.
Мы пока уделили внимание сложным, многоуровневым отношениям между иудаизмом, христианством, греческой философией, а также персидской, вавилонской и египетской религиями в первые столетия после явления Христа. Но все это имело место за несколько сот лет до появления собственно каббалы в Средние века. В промежуточный период эзотерические идеи культивировались в маленьких тайных еврейских школах, существовавших порознь и далеко отстоящих друг от друга в географическом плане — они имели место быть в Вавилоне и Германии. И лишь в двенадцатом веке каббала в какой-то степени проявилась на общественной сцене — с выходом в свет работы, называвшейся «Сефер ха-Бахир», или «Книга Света». Хотя эта до крайности таинственная книга, по-видимому, была написана в Германии или на Востоке, она увидела свет в Провансе в конце двенадцатого века. (Поскольку как раз в это время и в этом месте катаризм был на подъеме, ученые попытались увязать каббалу с учениями bonshommes, но в основном это были пустые старания.) В двенадцатом и тринадцатом веках вслед за «Бахиром» появились и другие тексты, в том числе компендиум «Сефер ха-Зогар», или «Книга Сияния», которая большей частью состоит из пространных дискурсивных комментариев к мистическим местам в Пятикнижии.
Вопрос об истории возникновения каббалы завел бы нас слишком далеко, но гораздо важнее выяснить мотивы, лежащие в основе ее появления на свет. В одиннадцатом и двенадцатом веках еврейский мир оказался во власти рационалистических воззрений, сформировавшихся в лоне его религии, — произошло это благодаря влиянию работ Аристотеля, которые евреи читали на арабском. Отчасти для того, чтобы противостоять этому рационализму, хранители еврейского мистического наследия решили создать для своих идей более питательную среду, организовать для них приток свежего воздуха.
Осужденные «Тезисы» Пико
Каббала проникла в христианство примерно по тем же мотивам, что и в иудаизм. К концу пятнадцатого века Аристотелева философия в форме схоластики утвердилась в качестве официального учения католической церкви. Схоластика практиковала сухой, педантичный подход, часто вырождающийся в мелочный педантизм. Предание о богословах, спорящих о том, сколько ангелов может уместиться на булавочной головке, относят как раз к этому периоду. Как мы уже видели это в предыдущей главе, подобное мировоззрение плохо уживалось с мистическим подходом.
В середине пятнадцатого века, в начальный период эпохи Возрождения возникло стремление обрести новые, более свежие подходы, — как в интеллектуальном, так и в духовном плане. Одним из стимулов пробуждающейся жажды знаний явилось такое событие, как завоевание турками Константинополя в 1453 году, в результате чего многие греческие ученые бежали на запад, в Италию, принося туда свои тексты и (что не менее важно) свою способность прочесть их. Повторное открытие греческих классиков на Западе относится к этому периоду. Оно было еще более ускорено благодаря изобретению книгопечатания.
Как раз в этот период Марсилио Фичино перевел «Герметический корпус» на латынь, зародив в обществе острый интерес к prisca theologia — «древнему богословию». Фичино нашел новые свидетельства, относящиеся к этому «древнему богословию», в работах Платона и Пифагора, а также в герметических текстах. Как я уже упоминал в главе 2, он увидел единую нить этой универсальной эзотерической доктрины — aurea catena, или «золотую цепь», проходящую сквозь творчество данных философов и соединяющую языческую мудрость с мудростью евреев и христиан.
Если Фичино только подготовил сцену, то его ученик Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494), аристократ, владелец небольшого поместья вблизи Модены, устроил для каббалы публичный дебют в христианском мире. Как и многие люди его эпохи, Пико страстно стремился овладеть максимально большим числом знаний, он был охвачен жаждой полнокровной жизни. В мае 1486 года, в возрасте двадцати трех лет, он умыкнул жену одного синьора из Ареццо — они унеслись верхом на коне. После того как муж дамы вернул ее назад, прибегнув для этого к помощи нескольких всадников, Пико посвятил себя более бесплотным поискам, погрузившись в изучение каббалы.
Пико в то время не слишком хорошо владел древнееврейским языком, и едва ли можно с уверенностью сказать, что он вообще когда-либо овладел им в достаточной мере, чтобы пробраться сквозь дебри темных текстов каббалы. В основном он полагался на переводы обратившегося в христианство еврея по имени Самуил бен Ниссим Абульфарадж, также известного как Флавий Митридат.
Митридат являлся любопытной фигурой в этой традиции, которая вообще выдвинула немало примечательных персонажей. В Проповеди, прочитанной Митридатом в Ватикане, он утверждал, что в одной из версий Талмуда, написанной в дохристианскую эру, содержатся тайные указания на таинства Страстей Господних. Тщеславный человек, стремящийся к самовозвеличению, Митридат тем не менее придерживался высоких стандартов интеллектуальной честности, призывая своего ученика воздерживаться от подложных каббалистических текстов, написанных рядом обращенных в христианство иудеев.
