Это знакомство закончилось свадьбой. Особенно подкупило Николая Ивановича то, что девушка, уже молодая жена его, с нежностью относится к его так рано осиротевшим детям…
Молодые со временем переехали жить в купленное им, Пироговым, имение Вишня. Он купил его у наследников Александра Александровича Грикулевского…
* * *
Надо сразу сказать, что в свои семьдесят лет Пирогов выглядел совсем уже стариком. Он лишился зубов, что вызывало всяческие затруднения, мешало ему свободно изъясняться. Вдобавок он очень сильно страдал от катаракты. Впрочем, все это отлично видно на потрете его, написанным молодым еще на ту пору Ильей Ефимовичем Репиным
[76].
К тому же, его страшно беспокоило и какое-то слишком болезненное новообразование, вскочившее у него на твердом нёбе. Сначала он принял все это за обыкновенный ожог, потом, вроде бы, засомневался и обронил молодой супруге: «Вроде бы рак! Не доведи до этого, Господи!»
Все это не мешало Николаю Ивановичу, как всегда, быть готовым к оперативному вмешательству.
Однако новообразование разрасталось, пришлось обратиться за консультацией к врачам.
У них, как уж водится, мнения раздвоились. Его консультировали дерптские врачи, приглашались и санкт-петербургские специалисты, харьковские, киевские…
Во время московского торжества (отмечался 50-летний юбилей врачебной деятельности Николая Ивановича) – его консультировал сам Склифосовский Николай Васильевич. Он сразу же заподозрил у больного самый страшный диагноз: рак!
Склифосовский не уставал повторять: «На такую операцию отважиться может только Бильрот! Притом – в своей собственной клинике…»
Что же, патриарха русской хирургии доставили к Бильроту в Вену.
Однако, учитывая солидный возраст больного, не отважился на операцию даже прославленный хирург Бильрот.
Он отпустил его, успокоив каким-то образом. Николай Иванович и дальше продолжал оперировать больных. Он не выпускал скальпеля из рук до последней возможности…
Николай Иванович скончался 23 ноября (по новому стилю – 5 декабря) 1881 года в своей Вишне.
Ныне там размещается мемориальный музей его имени.
Однако и Москва тоже помнит его.
В 1897 году, на средства, собранные по подписке, ему открыт памятник был памятник и в самой Москве.
Глава X. Николай Васильевич Склифосовский
Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие.
А. С. Пушкин
Привет вам! Старейший из русских университетов приветствует вас; вас приветствует старая Москва; она гордится тем, что на долю ее выпала счастливая возможность принять у стен древнего Кремля такое блестящее собрание представителей науки. Войдите же, дорогие собратья! войдите, дорогие гости, собравшиеся из самых отдаленных стран света, чтобы принять деятельное участие в событии, которое получает значение исторического. В эту торжественную минуту, братски протягивая руки, соединяются обе половины Европы во имя возвышения и самого бесспорного побуждения человеческого ума – во имя науки!
Начало речи Н. В. Склифосовского на открытии I международного съезда хирургов, произнесенной им при его открытии в помещении Большого театра
Говорили, что своим, таким необычным прозванием, он всецело обязан был собственному дедушке-греку, которого все, окружающие его, называли обычно Асклеопиосом, а то и еще гораздо проще – Склепиосом. Не исключено, что и сам будущий врач Николай Склифосовский каким-то таинственным образом ощущал свою прочную связь с уже давно и навеки ушедшей античностью…
Впрочем, и без этого вокруг него имелось немало людей, носящих подобные, какие-то слишком заковыристые фамилии
[77].
Будущий врач родился в многодетной семье – он был лишь девятым ребенком, а после него прибавилось еще трое ребятишек. Отец его, к тому же, трудился простым письмоводителем в карантинной службе. Он приносил оттуда весьма непростые известия: тот заболел, затем – тот…
Откровенно говоря, разного рода эпидемии не раз и не два посещали слишком уж отдаленные местности довольно обширной Российской империи.
Родился он на хуторе под несколько для современного русского странноватым названием Карантин. Хутор был расположен близ города Дубоссары, всего в двух километрах от него. Что касается всего города, то он относился тогда к Тираспольскому уезду Херсонской губернии.
А произошло это более или менее знаменательное событие в истории всей русской хирургии – 25 марта (6 апреля) 1836 года.
Очевидно, его отцу не раз и не два приходилось даже отлучаться на свою работу. Вся документация осуществлялась тут же, в его усадьбе.
Что запомнилось малышу Николаю из тех далеких времен, – так это извечный и постоянный шум большой когорты, притом – довольно высоченных дубов. Они росли исключительно щедро на обширном отцовском хуторе, доступном всем буйным ветрам.
Этот шум постоянно сопровождал его, почти всегда и почти что везде. Как только наступала сухая и устойчивая погода – так и возобновлялся он…
А еще ему в память врезался страшный пожар, случившийся в их усадьбе. Притом – в отсутствие отца. Он сам отлучился куда-то. Пусть и на минутку.
Вот тогда мать его, вбежавшая со страшным криком в избу, ухватила его, малыша, дрожа почему-то всем своим телом.
А еще ему показалось, что тотчас же рухнула кровля, охваченная страшным огненным пламенем. И все вокруг покрылось сплошным едким туманом.
Он сразу же потерял сознание…
* * *
И надо же такому случиться, что после всего этого, какая-то страшная, совсем неожиданная болезнь, унесла его нежную мать. А был он, к тому времени, совсем еще крохотным мальчишкой.
Отец же, и без того не знавший, что ему делать после столь неожиданного ухода его страстно любимой супруги, – совсем растерялся. Он и дальше не знал, за что зацепить ему свои руки.
Да помогли хорошим советом какие-то добрые люди. Они и просто принудили его: надо немедленно отдать хотя бы маленьких ребятишек в сиротский приют.
Говорили, так будет лучше…
* * *
С малых лет малыш Склифосовский узнал, что это такое: никому не высказанные, горькие душевные обиды.
