Сам же Пирогов, давно уже, еще в 1859 году, приобрел для себя небольшое имение Вишня у наследников доктора медицины Александра Александровича Грикулевского, и теперь, постепенно, всячески благоустраивал его. Разбивал там сад, увлажнял землю…
Здесь надо же сразу заметить, что Николай Иванович сразу же угадал в докторе Склифосовском своего настоящего преемника, которому он сможет передать все знания, накопленные им в продолжение всей своей жизни в области хирургии.
А пока что сам Николай Васильевич Склифосовский, не без какого-то невольного страха вступил под своды недавно возведенного, кроваво-красного цвета здания, к которому приложил свои старания академик архитектуры Викентий Иванович Беретти, питомец Санкт-Петербургской академии художеств.
Николай Васильевич приступил к чтению лекций своим слишком внимательным студентам, однако внимание его было всецело поглощено газетными сообщениями о том, что совсем лишь недавно разгоревшийся аппетит объединенного германского государства не потерпит дальше подобного положения вещей: между Францией и Германией определенно назревает война.
Лихие предчувствия не обманули Николая Васильевича.
Вскоре стало известно ему из газет, что самый влиятельный представитель французского правительства, даже неоднократный его председатель при короле Наполеоне Бурбоне, – Луи Адольф Тьер понапрасну искал помощи в Санкт-Петербурге.
Русский царь Александр II никак не был заинтересован во вмешательстве России в очередную войну между Германией и Францией.
А война все-таки вспыхнула.
При разгаре ее Николаю Васильевичу очень хотелось попасть поначалу на территорию Франции, однако немцы не пропустили его через свои земли. Пришлось поступать так, как это было удобно им. То есть, следовать за немецкими войсковыми обозами…
А порядки эти у немцев были, к тому же, довольно жесткими. Склифосовский заметил, как широко используются в этой войне русские санитарные палатки и экипажи.
Повсеместно чувствовалось, что Франция к войне абсолютно не готова. Разговоры о хваленой французской кавалерии, о своевременном развертывании ее резервов, о быстрой мобилизации, о том, что Франции стоило только разбудить свои южные окраины, – оказались абсолютно пустыми речами.
Особенно сильное впечатление произвела на французов осада Седана, капитуляция почти всей французской армии во главе с самим королем, который так самонадеянно принял на себя роль высокую роль главнокомандующего. Когда же немецко-прусские войска подошли вплотную к Парижу, – на защиту его поднялось население всей французской столицы. Вскоре образовалась так называемая Парижская коммуна, командуя которой особенно проявил себя генерал восставших – Ярослав Домбровский…
Однако Парижская коммуна просуществовала с 18 марта до 28 мая 1871 года… А затем во главе французского правительства снова оказался Адольф Тьер. Он и потопил борцов Коммуны в лужах крови…
Все это не помешало французам избрать его, Адольфа Тьера, своим временным президентом… Однако все это осуществилось уже тогда, когда Николай Васильевич снова возвратился на родину, в город Киев.
* * *
А на родине его ожидало новое назначение: приглашение в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, на кафедру хирургической патологии. Что ж, вся жизнь его снова стала подчиняться старой, извечной субординации.
Он жил в Петербурге сначала на Стремянной улице, потом ему выделили квартиру на Моховой. Труды его публиковались в некоторых журнальных статьях, скажем – «Удаление зоба», «Резекция двух челюстей», и в книгах, например, в «Кратком руководстве по хирургии», ставшем одним из первых в русской практике, написанной непосредственно русским врачом. Короче говоря, он становится весьма популярным профессором-хирургом.
Да и в личной жизни известного профессора произошли значительные перемены. Начнем с того, что первая жена Николая Васильевича, которую унес тиф, скончалась всего в возрасте 24 лет. Нам остается только напомнить читателю, что после нее остались сиротами трое детей.
Вторая его жена, Софья Александровна, сначала работала гувернанткой в доме Склифосовского. Как оказалось, сама она была лауреатом довольно громкого и значительного международного конкурса, который проводился когда-то под эгидой знаменитой Венской консерватории. Кроме того, она была дочерью довольно зажиточных полтавских помещиков, дальних родственников знаменитых когда-то графов Кочубеев. Владела там довольно значительным земельным наделом…
Самому врачу понравилось даже, прежде всего, – ему бросилось в глаза то, что она очень внимательно относится к его внезапно осиротевшим детям. Постепенно, постепенно и возникшее поначалу робкое чувство к ней переросло в большую настоящую любовь.
После переезда в Санкт-Петербург Николай Васильевич, как-то сразу же сделал предложением Софье Александровне – стать его женой. Она с радостью согласилась…
И теперь в доме Склифосовских воцарился совершенно иной порядок. Софья Александровна осчастливила мужа еще четырьмя своими детьми. Она исключительно умно и дельно поддерживала самые лучшие традиции семьи, как и в семействах самых благородных, интеллигентных людей. В доме у них теперь нередко бывали композитор Петр Ильич Чайковский, художник Василий Васильевич Верещагин.
Особенно запомнились всем домашним приходы композитора Чайковского. Узнав, что хозяйка этого дома – дочь полтавских помещиков, великий композитор не мог угомониться никак:
– Расскажите, в самом ли деле у вас там живут одни балагуры? Признаться, я и сам – настоящий хохол… Ведь дед у меня был просто Чайкой, он был подлинным, как говорится, «хохлом»… А песню о чайке, которая свила гнездо при «битой дороге»… Говорят, ее сочинил сам украинский гетман Мазепа…
И он начинал даже насвистывать песню о чайке, которую угораздило свить гнездо при самой дороге. Отсюда и все ее беды…
Иное дело – приход художника Верещагина.
Этот сразу начинал со своих приключений во время учебы в Париже. Впрочем, где он только не побывал…
Из его уст так и сыпались названия разных стран…
Потом они знакомили семейство Склифосовских со всеми направлениями в современной музыке, а также и живописи.
Оживленные разговоры эти поддерживал также широко известный юрист Анатолий Федорович Кони. Слыл он не только юристом, законоведом, а еще, вдобавок, и замечательным литератором. Довольно часто ему приходилось вспоминать о своих встречах с выдающимися русскими писателями.
Среди его рассказов особым вниманием пользовалась фигура Ивана Сергеевича Тургенева. С ним он довольно много встречался в Париже.
А еще он любил вспоминать о своей незабываемой нянюшке, простой донской казачке под фамилией Ногайцева. От одной этой фамилии так и веяло уже чем-то давно позабытым, чем-то исключительно древним.
А еще он любил вспоминать о своем слуге, который его очень любил, хотя и был необыкновенным силачом…
