Иггельд пожал плечами.
– Думаешь, я всю жизнь вел эти войны?.. Получилось то,
что задумал, теперь буду дальше… Сегодня облечу горы, посмотрю, что творится.
Навещу кое-кого. Пока я зарабатывал на жизнь полетами, я познакомился со
многими людьми. Кое-кто, думаю, и сейчас все еще не сложил оружие. Сидят себе в
норках! Понимают, что едва высунутся… артанский топор очень скор! Но злобу
копят. Попробую если не объединить, то хотя бы узнать, кто еще готов воевать, а
кто сдался. Такие тоже будут.
– Еще бы, – обронил Апоница невесело. –
Сдавшихся в Куявии всегда большинство.
* * *
Две недели по ту сторону стены было затишье. Артан
становилось все меньше, на воротах и стене ликовали. Осталось только куявское
войско, там уцелели все, они даже не ходили на приступ, шатер их вожака, князя
Бруна, в сторонке, как и все куявы, никто не пострадал. Держались тихо,
незаметно, словно стыдились своей роли. Чудин и Шварн с другими наездниками драконов
часто поднимали своих крылатых друзей в воздух, вылетали из Долины с другой
стороны, чтобы не попасть под стрелы удивительного стрелка-героя, подолгу
парили над горами и Предгорьем. Они и заметили вовремя, что в их сторону
направляется большое войско. На этот раз артане волокут катапульты, на верховых
конях везут длинные вьюки. Рыжак, в прошлом умелый розмысл, угадал в них детали
камнеметальных машин.
Потеряли Бофора, молодого отважного наездника, он слишком
низко пролетал над этим артанским войском, стрелы простых воинов не долетали до
его дракона вовсе, но затем вперед выехал молодой гигант на огромном, как гора,
коне, вскинул лук, и тогда Шварн, ощутив опасность, закричал всем, чтобы
улетали немедленно. Все так и сделали, но гигант пустил вслед стрелу, больше
похожую на копье.
Все уносились на всей скорости, как могли, потому не сразу
обнаружили, что Бофора с ними нет. Его дракон, сраженный стрелой героя, упал
без крика, разбился, они потом увидели издали распластанную тушу, да и ту
опознали лишь по тому, что артане остановились, вырезая сердце дракона, и тут
же возобновили грозное движение в горы.
Иггельд выслушал, сказал хмуро:
– Что ж, мы сейчас ничего сделать не можем. Но… пусть
едут. Посмотрим. Бой покажет.
Апоница сказал осторожно:
– С ними непростой стрелок.
– Знаю, – ответил Иггельд. – Его зовут
Франком.
Апоница вскинул брови, глаза внимательно следили за лицом
Иггельда.
– Ты всякий раз меня удивляешь. Ты его знаешь?.. Может
быть, скажешь заодно, как зовут стрелка, что подбил здесь дракона Чудина?
– Меривой.
– Что?
– Меривой, говорю, его зовут.
Апоница умолк, спросил в затруднении:
– Не понимаю. На них что, написано?
Иггельд отмахнулся в нетерпеливом раздражении.
– Тебе не все ли равно, откуда я знаю? Меривой и Франк –
братья-близнецы. Оба сыновья Аснерда, а тот из горных великанов. Их мускулы из
камня, потому и луки у них такие, простой человек не согнет. Надеюсь, других
таких стрелков в артанском войске нет.
Апоница нахмурился, буркнул:
– Надо сказать Ворсклу, Анапру и Когтю. Они возликуют,
возгордятся, что к нам направили лучшие силы.
Иггельд покачал головой.
– Да просто им воевать уже не с кем. Сюда могут
приехать все, кроме Придона. Тот занят своей добычей…
В груди остро кольнуло, подумал, не такая ли добыча была у
самого, не так ли он с нею обращался? Хотя вряд ли, Придон – чист и нежен,
если судить по его песням, он дарит Итании цветы и целует ступни ног, касается
губами крохотных пальчиков, а она хохочет от щекотки и брыкается…
Он явно изменился в лице, в глазах Апоницы метнулась
тревога, сменилась сочувствием, Иггельд стиснул челюсти, спросил почти грубо:
– Случилось что? Мы выстоим Более того, им еще ползти к
нам почти неделю. Артанам можно устраивать засады по дороге, сбрасывать на них
камни. Там немало таких мест, ты сам видел.
Из темного зева пещеры показалась массивная черная голова с
белой полоской на лбу. Малыш щурился от света, но, зачуяв Иггельда, выдвинулся
весь, потянулся навстречу. Иггельд погладил по широкому носу.
– Соскучился?.. Я по тебе тоже, если честно. Сегодня
полетаем.
Апоница сказал с тревогой в голосе:
– Без тебя тревожно.
– Сегодня артане на приступ не пойдут, – заверил
Иггельд. – Сам видел, нечем.
– Да знаю… Но ты у нас как счастливый талисман.
– К вечеру вернусь. Малыш, лежать!
Дракон с готовностью лег, косил одним глазом, когда Иггельд
взбирался на его спину. Апоница отошел, смотрел украдкой, чтобы не смущать
пристальным вниманием этих двух, потерявших своих друзей, что теперь тянутся
друг к другу, отдают неистраченную нежность, берегут один другого, притираются
заново, последний раз общались, когда вот так же, как сейчас Иггельд взобрался
на спину Малышу, тот карабкался на колени к Иггельду.
Иггельд поднял руку в прощании, Апоница отступил еще на пару
шагов, а Малыш разогнался и прыгнул в воздух.
Горы быстро скользили под драконьим брюхом, Малыш мчался
стремительно, за последние дни уже набрал вес, нарастил мышцы, сейчас ни разу
не растопырил крылья, чтобы отдохнуть на восходящих потоках, без устали месил
воздух, и солнце еще не успело сдвинуться на длину копья, как вдали блеснули
искры, солнце отражалось на покрытой металлом крыше
Иггельд не сразу вычленил взглядом крепость, просто вершина
горы стала выглядеть упорядоченнее, завершеннее, и лишь снизившись, рассмотрел
эту великолепную крепость, поистине неприступную, суровую, грубо квадратную, с
острым шпилем над главным домом. Только одна башенка, там возникает и пропадает
единственное цветное пятнышко: по ветру полощется пурпурный стяг – право
удельного князя.
Внизу, у основания горы – множество домов, сараев,
пристроек. Плотным кольцом окружают гору, дома все каменные, из тяжелых глыб,
тоже каждый из себя крохотная крепость, сообща легко отбиться от разбойничающих
отрядов, а если придут враги, то поднимутся на гору и укроются в крепости.
Малыш раскинул крылья и парил, ожидая наказа. В отличие от
Черныша он не мог улавливать желания хозяина, но время от времени изгибал шею,
заглядывал вопрошающими глазами Иггельду в лицо. Тот напряженно всматривался,
но все тщетно, люди отсюда выглядят одинаковыми, махнул рукой, и Малыш с
готовностью сложил крылья, долго проваливался через плотный встречный ветер,
снова растопырил крылья, но все еще опускался, Иггельд указал на широкий задний
двор, заставленный всякой рухлядью, Малыш в последний момент сложил крылья и
упал между телегой и приземистым сараем из тяжелых каменных блоков. Из сарая
неслись тяжелые удары железа по железу, потом стихло, приоткрылась дверь,
выпустив клубы сизого перекаленного дыма, высунулось потное широкое лицо.
