Его жена подала обед в кабинет: красное вино, жареную свинину и яйца.
– Ты присоединишься ко мне в христианской молитве? – спросил он.
– Разумеется, но я не христианин.
– А кто? Надеюсь, верующий?
– Я иудей.
– Тогда можешь прочитать свою молитву. Жена может убрать свинину и принести что-нибудь другое.
– Нет-нет, – смутился я. – Все нормально. Я не очень религиозен. Так что пожалуйста…
Он посмотрел на меня осуждающе.
Запивая свинину красным вином, я решил сменить тему:
– Расскажи, что было 22 декабря 1989 года, когда к собору пришла толпа народу.
– Местное отделение компартии через площадь, напротив собора. Когда я увидел, что между колоннами танков идут люди, идут к церкви со стороны здания партийного комитета, я заплакал. Заплакал. Я понял, что это не человеческих рук дело. Румынский народ уходит от языческого капища и возвращается на коленях к дому Господа. Я встал на колени и произнес: «Tatal nostrum esti in ceruri…» [Отче наш, иже еси на небесех…]
– А теперь?
– Теперь предстоит много работы. У людей все еще недостаточно веры. Они с подозрением относятся и к Дойне Корне, и к Ласло Текешу, потому что он венгр. Текеш герой, но никто не скажет про него доброго слова. Истина в наших душах. Но мы еще боимся произнести ее вслух. Мы религиозный народ, но мы стали духовно искалеченным народом.
На прощание отец Ион Бызу вручил мне бутылку домашней сливовицы и пригласил приходить к нему ужинать каждый день, пока я буду в Клуже. Я познакомился с ним меньше двух часов назад и появился без приглашения.
Возвращаясь сильно подвыпившим в отель «Континенталь», я думал о том, что Румыния – одно из тех мест, где кипят страсти, где встречаются самые прекрасные и самые ужасные люди, и о том, что монашки из Буковины, вероятно, правы: спаситель может появиться только в том месте, где сотворено такое количество зла.
– Думаю, тебе пора пообщаться с Георге, – сказал Найджел, расплываясь в хитроватой улыбке. – Похоже, вы с Георге найдете общий язык.
Я встретился с Найджелом и Георге за ланчем в ресторанчике близ университета. Георге оказался человеком весьма атлетического телосложения. Коротко стриженные черные волосы с проседью, аккуратная черная бородка. В нем чувствовалась определенная харизма и одновременно скрытность. Когда я достал блокнот, Георге произнес:
– Я бы предпочел, чтобы ты не использовал мое настоящее имя.
Так что «Георге» на самом деле зовут иначе. Позже, когда я достал бумажник, чтобы расплатиться за ланч, он заметил:
– Вижу, ты поменял деньги на черном рынке. Кстати, эти банкноты вышли из обращения.
Все официанты хорошо знали Георге. Нас обслуживали быстро и вежливо, не забыв предварительно поменять скатерть и принести сверкающие бокалы. В Румынии это большая редкость.
Но, даже если бы они его не знали, думаю, обслужили бы не хуже. Георге принадлежит к тому завидному типу людей, которые могут войти в полный зал и рассчитывать на быстрое обслуживание. Позже Георге похвалится, покачивая указательным пальцем:
– Это страна очередей. Но я никогда, никогда в жизни не стоял в очереди.
Георге оказалось немного за сорок. С лица не сходило озабоченное выражение. Он жил по принципу, что в ту минуту, когда ты перестанешь беспокоиться и предполагать худшее, оно как раз и случится. В Румынии это полезная жизненная стратегия.
Понять впечатление, которое производил Георге, волны, которые от него исходили, поможет сравнение с Виктором Комаровским, персонажем «Доктора Живаго», сыгранным Родом Стайгером в фильме Дэвида Лина. В начале романа Комаровский – видный представитель русской аристократии, выступающий за царя и соблазняющий дочь друга, женщину вдвое моложе его, которая родит от него ребенка. Следующий раз Комаровский появляется ближе к концу романа, после революции 1917 г. Теперь он работает на большевиков, и у него такое же озабоченное выражение лица. «Большевики тебе доверяют!» – наивно восклицает Юрий Живаго (его играл Омар Шариф). Комаровский фыркает, словно разговаривает с ребенком: «Они никому не доверяют. Они считают меня полезным».
Георге был членом Румынской компартии. Теперь он входит в «Ватра Романеска» («Румынская отчизна»), секретную националистическую организацию, которая, по сообщениям и слухам, представляет собой современную версию Легиона Архангела Михаила, ставшую после окончания эпохи Чаушеску прибежищем для бывших сотрудников Секуритате, которые по-прежнему находятся у власти в Румынии под крышей Фронта национального спасения Иона Илиеску. Георге также издает две газеты в Клуже: одна из них поддерживает Фронт национального спасения, другая, студенческая, состоит к нему в оппозиции.
Впрочем, Георге случалось и ошибаться. В середине 1970-х гг. он получил стипендию для обучения в Лондоне. Там он занимался некоторой побочной деятельностью: продавал арабам подержанные автомашины, договорился с одним румынским дипломатом о продаже местным коллекционерам молдавских вин из погребов румынского посольства. Вернувшись на короткое время домой в Румынию, он узнал, что его паспорт больше недействителен.
– У меня осталось семьсот фунтов в лондонском банке. Для Румынии это большие деньги. Эти ублюдки меня больше не выпустили, – произнес он, цокая языком и воздевая брови. На Востоке этот знак выражает презрение.
В Клуже поговаривали, что Георге был полковником Секуритате. Но мне не верится, что Георге кто-то более зловещий, нежели классический пройдоха, умеющий приспосабливаться, циник и пессимист, презирающий в равной степени и систему, и тех, кто достаточно наивен, чтобы открыто противостоять ей. Георге из тех людей, кто никогда не начнет революции, но всегда придумает, как получить выгоду от нового режима, каким бы он ни был.
Георге владеет английским, немецким и другими языками. Он оказался еще и специалистом-любителем романов Джона Стейнбека.
– Стейнбек – единственный писатель, который мог бы полностью раскрыть то, что коммунисты сделали с крестьянством. То, что происходило в Румынии начиная с 1950-х годов, сюжет, который Стейнбек всю жизнь готовился описать. «Гроздья гнева», ха, – снисходительно усмехнулся он, – это детская история по сравнению с тем, что здесь происходило.
Для Георге на первом месте всегда были он сам, его прекрасная рыжеволосая жена Аугуста и их сын. Через несколько недель после революции он начал давать частные уроки английского, присоединился к «Ватра Романеска» и вступил в Фронт национального спасения. Имея деньги, он купил на черном рынке тарелку спутниковой связи и установил ее в гостиной своего дома. Теперь семья смотрит SNC, «Лодку любви» и другие программы, а Георге вычисляет, какая из сторон победит в Румынии после Чаушеску и не лучше ли будет его семье уехать из Клужа куда-нибудь за границу.
Аугуста убеждает мужа уехать в Америку, туда, где семья «сможет жить как люди, а не как дикари. Теперь нам разрешили иметь загранпаспорта, давай уедем, пока не поздно. Здесь никогда не знаешь, что может произойти завтра». Георге колеблется. Жестикулируя, он говорит:
