Бэрчетт умер в 1983 г., через два года после моего первого приезда в Софию. Весса познакомилась со своим будущим мужем в 1949 г., когда Бэрчетт впервые приехал в Болгарию освещать ход показательного процесса по делу Трайчо Костова, героя болгарского Сопротивления во время Второй мировой войны, которого в конце того же года казнили как «шпиона Тито». Впоследствии его реабилитировали.
– В то время я работала в БТА, и меня прикрепили к Уилфреду в качестве переводчика. Мы полюбили друг друга. За брак с иностранным журналистом меня исключили из партии. Партийным было невозможно объяснить, что Уилфред настроен не враждебно, как другие люди Запада, а симпатизирует нам.
– Как вы думаете, как бы ваш муж отреагировал на революции в Восточной Европе?
– Он был бы в восторге. Говорят, Уилфред был коммунистом, но это неправда. И шпионом он не был. В душе он был человеком перестройки, только очень опередившим свое время. Однажды он сказал мне: «Весса, надо признать: народные демократии не работают».
– А скажите, – вмешалась Анна, – как там Гильермо? Он все еще коммунист? – Тон ее был насмешливым.
– Не думаю, что Гильермо коммунист, – ответил я.
– Хорошо. Значит, чему-то научился.
Анна считала, что проблема Болгарии заключается в попытках коммунистов так или иначе сохранить власть, а стране нужен капитализм и возвращение царя Симеона.
– Монархия – новая прихоть, – произнесла Весса, бросив суровый взгляд на дочь.
По ее мнению, оппозиция, отказываясь сотрудничать с коммунистами, несет ответственность за нестабильность в стране. Семья Бэрчетта мало чем отличалась от других семей: дети бунтуют против политических ценностей своих родителей.
Когда я собрался уходить, дали свет.
– Мой отец не был коммунистом, – жалобно произнесла Анна.
– А его книга о Болгарии опубликована?
– Только на португальском. Вышла в Бразилии.
В тот последний приезд в Болгарию в 1990 г. я решил немного поездить с рюкзаком по стране. В отличие от Румынии путешествие автостопом здесь было невозможно: из-за нехватки горючего машин на дорогах почти не осталось. Я ездил автобусом.
Кырджали – город недалеко от турецкой границы. В этом регионе Болгарии 80 % населения – этнические турки. В городском парке памятник Георгию Димитрову, отцу послевоенной Болгарии. Димитров, усталый, слегка сгорбленный, в накинутом на плечи пальто, изображен этаким дядюшкой, добрым слугой народа. Но за ним, как часть архитектурной композиции, стоит ряд массивных черных гранитных блоков один на другом, символизируя современное индустриальное государство, созданное трудами Димитрова. И за этими неуклюжими блоками кроется глубочайшее и грубое презрение. Они словно говорят: «Мы можем раздавить вас, и вы ничего с этим не сможете сделать»
[58].
Я понял, в чем разница между Бэрчеттом и Димитровым.
Бэрчетт был человеком богатой и глубокой души, но настолько увлекся поиском рая, что закончил служением дьяволу, хотя и невинным образом. Все, что было плохого в Бэрчетте (как и в Гильермо, кстати), проявлялось случайно. Но что касается Димитрова (и Сталина, разумеется), случайно в них проявлялось только хорошее. Защиту Димитровым коммунизма во время судилища о поджоге Рейхстага можно считать нравственной, только если учесть, что нацисты сотворили злодеяний намного больше
[59]. Но всю свою остальную жизнь, особенно в части порабощения Болгарии, Димитров верой и правдой служил Сталину. Если бы Гитлер не нарушил пакт о ненападении на Советский Союз, то Сталин (и его приспешники, такие как Димитров) благополучно занялся бы вместе с ним разделом Европы, так же как впоследствии он сделал это с западными союзниками.
– В то время я училась в школе в Варне, – рассказывала мне одна болгарка, с которой я познакомился в Кырджали. – В конце 1984 года я вернулась в Кырджали на зимние каникулы. Мне никто ничего не сказал. На вокзале было полно солдат и милиции. Они ходили по четверо. Солдаты были везде. Турецкая часть города оказалась полностью заблокирована. Мы могли только догадываться, какие ужасы там творились. Мы молчали. Нам было страшно. Это были проблемы турок. То, что произошло, – это ужасно. Но, если не считать смены имен – сейчас уже можно вернуть их обратно, – что плохого сделали им болгары?
– А как же убийства и изнасилования? – спросил я.
– Да, убийства и изнасилования были. Это чудовищно. Но теперь у турок больше прав, чем у нас, болгар. Вас, иностранцев, интересуют только турки. Только поэтому вы сюда и приезжаете. А мы теперь боимся, что Турция нас снова захватит. Их больше, чем нас, и у них сильнее экономика.
Она была права. Население Турции 55 миллионов, это в шесть раз больше, чем в Болгарии. По западным стандартам турецкая экономика слабая, у них высокий уровень инфляции, они производят товары низкого качества. Но в отличие от Болгарии в Турции уже много десятилетий свободная рыночная экономика. С учетом того, к чему привыкли болгарские потребители за годы коммунистического режима, и того, что они теперь могут себе позволить, турецкие товары, ждущие своего часа по ту сторону границы, могут быть восприняты очень хорошо. В начале последнего десятилетия XX в. турецкие бизнесмены были нацелены на захват болгарских рынков, а турецкая экономика была готова поглотить гораздо менее развитую болгарскую. Турецкое господство, с которым так жестко боролись коммунисты, теперь могло вернуться как непосредственное следствие коммунизма. На протяжении десятилетий болгарские коммунисты играли на ненависти и навязчивых идеях прошлого, вынашивали самые дикие планы и заговоры, надеясь избежать той самой судьбы, которую они подсознательно готовили болгарскому народу.
В октябре 1990 г. я путешествовал по Балканским горам. Меня окружали ивы, тополя, кипарисы, пихты, яблони. Передо мной разворачивались картины идиллической красоты. Особая привлекательность Болгарии заключается в ее расположении между холодным и мрачным климатом Европы и теплым средиземноморским климатом Греции. И ее флора – роскошное сочетание того и другого.
Я приехал в Батак. Это название когда-то распространилось по всему миру, как позже Сонгми. Я давно обещал Гильермо съездить в Батак. Но только во время седьмого визита в Болгарию удалось это сделать.
Батак встретил меня туманом. Вокруг стояли сосны, ели, пихты, буки. Сам городок – это кучка домов под красными черепичными крышами высоко в альпийских лугах Родопских гор на юге Болгарии, недалеко от Греции. В апреле 1876 г. здесь произошла так называемая «батакская резня». Для подавления восстания в Батаке турки направили отряд башибузуков – головорезов из болгар, принявших мусульманство, – которые уничтожили пять тысяч православных христиан, почти все население города, а сам город сожгли дотла. Основная бойня произошла в церкви Святой Недели. Януарий Макгахан, корреспондент лондонской Daily News, одним из первых побывавший на месте бойни, обнаружил в церкви метровый слой обнаженных и окровавленных трупов.
