«Грек Зорба» представляет тот же жесткий черно-белый реалистический образ Греции, что и «Только не в воскресенье», но с еще большей силой. Действие фильма тоже начинается в Пирее, только зимой, в ураган с ливнем. Главный герой Зорба, которого играет Энтони Куинн, поет песни клефтов – разбойников и признается, что грабил и насиловал в Македонии, «потому что все они были либо турками, либо болгарами». Спутник Зорбы – застенчивый англичанин греческого происхождения (его играет Алан Бейтс); он прибыл с Зорбой на остров Крит и в шоке от всего, что видит и слышит.
Там жители деревни грабят дом умирающей пожилой француженки, не дожидаясь, пока она отдаст богу душу. Рядом с православной церковью вдову забивают камнями и перерезают горло за то, что она соблазнила молодого парня. На заднем фоне постоянно злобные взгляды крестьян; в убогих кофейнях мужчины изливают свою желчную ненависть к женщинам. Вместо ярких, взрывных мелодий Хаджидакиса из «Только не в воскресенье» в «Греке Зорбе» предстает мир другого греческого композитора – Микиса Теодоракиса, который использовал более мрачные и более мистические мотивы греческой музыки. Если Меркури летает по танцполу в диком эксгибиционистском сиртаки, Куинн исполняет медленный, медитативный зимбекико под барабанную дробь музыки Теодоракиса. Когда Куинн медленно поворачивается вокруг своей оси, его глаза устремлены к небу. Складывается ощущение, что вращается сама Земля.
После разграбления дома умирающей француженки, после жестокой казни вдовы поток эмоций наконец пробивает защитную интеллектуальную стену спутника Зорбы, вестернизованного интроверта. «Научи меня, Зорба, – восклицает он, внезапно пораженный приступом всеохватного безумства. – Научи меня танцевать!»
Эти книги и кинофильмы в принципе говорят об одном: у Греции определенно было нечто, чего не хватало Испании, Италии и прочим иссушенным солнцем странам; нечто уникальное и вдохновляющее именно потому, что было таким суровым и безжалостным; нечто прекрасное, потому что было таким ужасным; нечто счастливое, потому что было таким печальным, нечто уникальное и одновременно до боли знакомое.
Греция – место, куда приезжаешь избавляться от комплексов. Море и выжженный камень выступают в роли гуру. Больше ничего не требуется. Острова – окаменевшие серые формы, величественно вздымающиеся из темно-синего моря и изящно украшенные ослепительно-белыми стенами домов-кубиков, – становятся территорией вожделения, страстей и галлюцинаций. Туристический бум в Греции 1960-х гг. стал предвестником культа наркотиков и сексуальной революции. Леонард Коэн был малоизвестным канадским поэтом и автором песен, когда впервые приехал в Грецию и поселился на острове Гидра, где написал многие песни для своего второго альбома Songs from the Room, в том числе Bird on a Wire, что сделало его иконой интровертированных хиппи.
Первая половина 1960-х гг. стала для Миконоса золотым веком после того, как остров был открыт журналом Vogue и группа известных артистов – Джин Сиберг, Юл Бриннер и Иегуди Менухин (друг Даррела) – приобрели здесь дома. Элизабет Херринг, журналистка афинского журнала The Athenian, вкратце описала мне историю Миконоса:
– Когда я впервые приехала на остров в 1961 году, в десятилетнем возрасте, в глаза бросалась крайняя нищета. Бегали костлявые голые дети, нельзя было купить даже пастеризованного молока. К концу семидесятых на улицах стало полно ювелирных лавок, торгующих золотом, а на пляже мне приходилось переступать через парочки, занимающиеся любовью.
Определенное нечто, что есть у Греции и отсутствует в других странах, нечто уникальное и одновременно до боли знакомое, – это безошибочно пропорциональная смесь Востока и Запада, создающая совершенно удивительную атмосферу. Завывающие четвертные ноты музыки бузуки, материал музыкальной темы Хаджидакиса для фильма «Только не в воскресенье», родные братья болгарских и сербских мелодий и близкие родственники турецкой и арабской музыки, которая в чистом виде у большинства западных слушателей вызывает головную боль. Однако пропущенные через средиземноморский музыкальный фильтр, эти монотонные и оргиастические звуки Востока идеально ложатся на западный слух, особенно если их слушать в обстановке Кикладских островов, таких как Миконос. Абстрактное изящество скульптуры и архитектуры Кикладского архипелага 3-го тысячелетия до н. э. оплодотворили идеи, положенные в основу создания Парфенона две тысячи лет спустя. В архитектурном смысле то, что мы называем «западным», зародилось на Кикладах. В принципе именно поэтому западные туристы чувствуют себя так комфортно на греческих островах, слушая странную музыку, истоки которой они не в состоянии идентифицировать. То, что музыка зачастую очень печальная, поскольку у греков она пробуждает воспоминания об утрате Византия, Святой Софии и Смирны, не делает ее менее прекрасной.
Греческий туристический миф создавался по ненадежному, но изящному рецепту: Греция – суммация Балкан, но и нечто отдельное; Греция в полутора часах лета от Ближнего Востока с его раздражающей и опасной ненавистью, и одновременно в миллионах километров от него.
Диктатура греческих полковников, которые пришли к власти в 1967 г., выпустила немного гелия из греческого туристического воздушного шара, но лишь немного. Переворот 21 апреля, произошедший в Афинах, не был совершенно неожиданным. Консервативный лидер Караманлис заметил позже: «Кто-то может сказать, что греческая демократия была убита свободным режимом. Полковники просто совершили убийство из сострадания». В конце концов, после 1829 г., когда Греция добилась независимости от Османской империи, в стране было столько переворотов и конституционных кризисов, что их невозможно пересчитать.
Три года парламентской демократии, предшествовавшие перевороту, представляли собой карнавал вендетты и безответственности. Премьер-министр левоцентристского толка Георгиос Папандреу, победивший на выборах 1964 г. с подавляющим преимуществом, был намерен покарать консерваторов во главе с Караманлисом. Вместо жесткой финансовой стратегии правительства Караманлиса Папандреу расширил систему социального обеспечения и субсидий. Сами по себе эти меры, учитывая полное отсутствие социальных гарантий предыдущего периода, демонстрировали ответственность правительства. Но Папандреу выбрал неудачное время для подобной щедрости: как раз вскоре после того, как закончились все десять миллиардов американской экономической помощи, выделенных Греции в рамках доктрины Трумэна. Более того, Папандреу усилил ограничения на иностранные инвестиции. На фоне роста инфляции Папандреу стал критиковать НАТО, привел в боевую готовность войска на границе с Турцией и подлил масла в огонь и без того раскаленного кипрского конфликта, призвав к enosis (союзу) между Грецией и этим островом в Восточном Средиземноморье, ранее находившимся под управлением британской администрации. Большинство населения Кипра составляли греки, но было и значительное турецкое меньшинство. Когда Турция летом 1964 г. предприняла военные действия против греческих киприотов, войска Папандреу никак не отреагировали, что вызвало у лидера греческих киприотов архиепископа Макариоса еще более скептическое отношение к ценности поддержки Папандреу. Макариос подписал договор с Советским Союзом о поставках вооружения, похоронив идею enosis, и начал переговоры вместо требования «полной независимости» острова.
