Обитатели не только собственно Каролинского архипелага, но и лежащего далее к востоку архипелага Радак, а может быть, и Марианских островов, как доказывает сравнение их языков, – отрасли одного и того же племени. Это признано, впрочем, сколько мне известно, всеми путешественниками и этнографами; но не столь согласны мнения относительно корня, от которого они произошли. Шамиссо причисляет их к одному малайскому племени со всеми народами, населяющими восточную Полинезию, – мнение, разделяемое и знаменитым Бальби. Напротив, один общеуважаемый путешественник относит их к монгольскому племени, составляя из них особую отрасль, называемую монголо-пелагийской.
Мнение это основано главным образом на двух соображениях: физическом сложении жителей (раскосое положение глаз, светло-желтый или лимонный цвет тела) и остатках некоторых обычаев и искусств (власть старшин и угнетение простого народа, шляпы, имеющие форму китайских, ткани, компас, полировка лодок).
Ученый путешественник, сделавший эти замечания, познакомился с каролинцами главным образом на острове Юалан, к жителям которого замечания эти действительно отчасти относятся. Между мужчинами этого острова заметили и мы несколько человек, имеющих узкие и раскосые глаза (как, например, часто в повествовании нашем упоминаемый Нена); но самая большая часть имела совсем иную форму лица. А между женщинами не нашли мы и тут ни одной монгольской физиономии. Старшины этого острова ведут в домах своих жизнь праздную и беспечную, редко подвергаются палящему солнцу или холодному ветру, от этого цвет тела их светлее, чем у их подданных, каштановая кожа которых ничем не отличается от цвета кожи других жителей Океании.
Но если бы замечания Лессона были и во всем объеме справедливы относительно жителей Юалана, то вопрос не будет и наполовину решен: ибо, приложив их к другим каролинцам, найдем большие различия. Большие навыкате глаза, толстые губы, вздернутые носы – все это представляет разительную противоположность c физиономией японцев и китайцев и, напротив, большое сходство с физиономиями жителей островов Тонга и Сандвичевых, которое мы находили и во всей наружности их. Каштановый цвет их тела не скрывается даже и под оболочкой желтого порошка, которым они натираются. Шумная веселость, равенство, весьма ограниченная власть тамолов не позволяют заметить и следов склонностей монгольских.
Способ приготовления их тканей совершенно отличен от употребляемого в Восточной Океании и, конечно, свидетельствует о происхождении их от народа, между которым процветали искусства, но этот народ мог точно так же быть как индейского, так и монгольского племени. Конические их шляпы весьма похожи на китайские, и, глядя на них, конечно, убеждаешься, что они переняли их у китайцев, но они столь же мало доказывают их китайское происхождение, как плащи, похожие на южноамериканский пончо, происхождение их от арауканцев, или как шлемы и плащи, найденные на Сандвичевых островах, происхождение сандвичан от римлян. То же можно заметить и о длинных ногтях, замеченных нами у некоторых лугунорских старшин.
Как легко могли они китайские эти обычаи перенять на Филиппинских островах, населенных выходцами из того края, или даже от китайцев, как-нибудь занесенных на их острова. Тот же путешественник говорит о компасе, употребляемом каролинцами. Если бы орудие это найдено было у них европейцами при первом к ним прибытии, то, конечно, это дало бы сильный повод заключить, что они происходят от китайцев, знавших компас гораздо раньше европейцев; однако каролинцы и теперь еще, посещая ежегодно европейские колонии и суда, проплывающие мимо них, не знают вовсе употребления компаса и знакомы с ним только потому, что видят его на этих судах. Лоск, который каролинцы умеют давать своим лодкам, считался также одним из следов искусства китайцев и японцев. Следует согласиться, что легкие, красивые их лодки гораздо больше похожи на лакированную посуду последних, чем на неуклюжие их джонки.
Наконец, если бы первоначальной родиной каролинцев была Япония, то непонятно, каким бы образом могли столь совершенно изгладиться все следы первоначального языка. В нашем собрании слов разных каролинских наречий нашлось только два, имеющих некоторое сходство с японскими; именно титти, сосцы (по-японски ци-ци, по-русски соски), и фу-энмэ, апельсинный лист, похожее на Кфу-нен-бо, означающее по-японски апельсин. Напротив, более 20 слов встречается или совершенно одинаковых, или имеющих большое сходство со словами языка островов Тонга. Из 10 главных числительных имен этого языка не менее семи одинаковы с соответствующими именами на каролинских наречиях и, что замечательно, частью более с юаланскими, а частью с лугунорскими. Улеаец Каду после нескольких дней знакомства мог свободно объясняться с сандвичанами
[244]. Сопоставив все это, нельзя не убедиться, что каролинские наречия происходят от одного корня с языком островов Дружбы, Сандвичевых и других, именно от корня малайского.
Лодки, орудия, даже многие обычаи и обряды не меньше наружного вида каролинцев напоминают островитян Восточной Полинезии. Лодки тех и других одинаково долбятся из хлебного дерева, имеют выстрелы с одной стороны, снабжены треугольным рогожным парусом и веслами, имеют одинаковые корму и нос; и если одни украшают лодки свои изображениями резными, а другие – лаком, одни сплочивают по две лодки вместе, чтобы подняли большее число воинов, а другие приспособляют их к дальним путешествиям, то очевидную причину этому различию находим мы в различном направлении, которое приняло их образование. Одни предались исключительно войне, другие – мореплаванию и торговле; у одних господствующая мысль – слава, у других – корысть. От этого и различие в нравах, а может быть, и то примечательное обстоятельство, что каролинцы не знают идолопоклонства, столь общего в других архипелагах.
Мирные предприятия их, в которых страсти не участвуют, не могут не быть угодны высшему существу и не нуждаются в кровавых жертвах: успех их зависит от собственного их искусства, и, стало быть, нет надобности им прибегать к кровавым гаданиям для вопрошения судьбы. Одинаковые топоры каменные и из раковин, удочки, тол каролинцев и маро восточных океанийцев, весьма сходные пантомимные пляски, одинаковый способ добывать огонь, печение плодов в земле, сека на Юалане и кава на Таити и других островах, оба приготовляемые из корня перечного растения, – все эти черты сходства неужели случайны? Можно бы привести много других примеров, но, кажется, и этого довольно, чтобы убедиться в происхождении от одного корня народов, о которых говорим. Мы должны только заметить еще, что каролинцы как внешним видом, так и в других отношениях имеют больше сходства с жителями островов Тонга, нежели с островитянами других мест Полинезии. В особых домах, посвященных божествам, на островах Тонга нет безобразных резных идолов; жрецы их не составляют особого сословия, а смешиваются с другими классами; память умерших старшин сохраняется в поколениях, и могилы их почитаются священными; мужья обращаются с женами уважительно, не утруждая их работами; жены отличаются целомудрием и привязанностью к мужьям, оба пола – нравственной чистотой, необыкновенной на островах Товарищества, Сандвичевых и других; в беседах их замечается особенная пристойность и вежливость, – все эти черты различия между островитянами Тонга и другими служат сходством между ними и каролинцами.
