Я мало помню, о чем мы говорили с Тарингом в мое посещение, которое было очень коротким. Гроза шла над нами, и мы потягивали чай и ели лепешки и сухие фрукты под аккомпанемент грома и молнии. Потом я поехал в Гьянце и по дороге попал под еще один ужасный ливень.
Но вернемся к ятунгскому мосту. В одиннадцать часов прибежал мальчик с криком «Едут!». Тут, конечно, на дороге к Чумби появилось облако пыли, и вскоре мы смогли различить отдельных всадников; караван подъезжал. Облако пыли приблизилось, и сквозь него мы уже могли различить лица людей. «Вот они! Вот они!» Мальчишки вокруг нас прыгали от возбуждения и радостно хлопали в ладоши. Проезжая мимо, Джигме Таринг приветствовал нас. На нем была тибетская одежда, но, как обычно, европейская фетровая шляпа. За ним следовали жена и племянница лет двадцати, очень симпатичная девушка, и два охранника, оба с ружьями и большими металлическими кау на шее. Еще были разные другие слуги, несколько мулов с багажом – большими сундуками и ящиками под шкурами, мешками и алтарями.
Вот как путешествует тибетский феодал; медленным, торжественным, блестящим, сказочным обозом, как один из трех волхвов у Беноццо Гоццоли и Карпаччо. Я стоял среди валунов высохшего речного русла, высоко надо мной был мост. На фоне облаков и солнца проезжающие фигуры казались цветными взрывами. Я с грустью подумал, что через несколько десятилетий эти же самые люди будут проезжать по этой дороге на машинах, в уродливой одежде, созданной не для них, и все, что я вижу и чем восхищаюсь, останется лишь воспоминанием. Однако пока что тибетская цивилизация жива и сильна.
В Индии, Китае и Японии обычаи, привычки, местные особенности находятся под постоянным воздействием иностранных вещей – железных дорог, готовой одежды, механических игрушек, иллюстрированных газет, – которые современная промышленность вываливает на мир. Эти вещи оказывают дезориентирующее, дезинтегрирующее действие на древние культуры, от которого они быстро приходят в упадок. Мир находится в постоянном движении, которое сметает фундаменты. Да, в нем в изобилии жизненная сила, но в изобилии также и хаос и уродство. Несчастный наш переходный век. Повсюду мир проходит от векового равновесия, в котором медленно развивались нравственные и эстетические стандарты, к другим, будущим равновесиям, которых невозможно предвидеть. И они в конечном итоге найдут свой центр и приобретут свои идеалы и стандарты. Но к тому времени мы будем уже давно мертвы. И до тех пор Тибет – исключение. Сколько еще он сможет выстоять?
Заметка о тибетском правительстве
В Европе Тибет считается диковинной страной, которую населяют исключительно таинственные мудрецы, занятые совершением невероятных чудес в безграничных скалистых пустошах, где цветут редкие голубые маки. Он считается страной монахов под властью монахов. Однако надо помнить, что лишь десятая часть населения – большая часть, конечно, – связана родом деятельности с религиозными организациями и что, хотя далай-лама и является главой государства и правительства, а панчен-лама и трулку (фантомные тела) имеют голос в каждом важном решении, также есть миряне, которые играют важную роль в жизни страны.
Высшее управление над всеми духовными и светскими делами находится в руках далай-ламы. Сразу за ним идут два главных органа правительства – Священный совет (йикцанг), состоящий из четырех монахов, и Совет министров (кашаг), в котором трое мирян и один монах. Два премьер-министра выполняют функцию посредников между двумя советами и далай-ламой – премьер-министр духовного звания (чикьяп чемпо) по религиозным делам и премьер-министр из мирян (лончен) по гражданским делам. Однако эти два чиновника не так важны, как может показаться; настоящая власть у двух советов. Министры (шапе) светского совета (кашага) не имеют отдельных министерств, но осуществляют общее управление всеми политическими, судебными и финансовыми делами. Министерство иностранных дел находится под управлением чигье лончена – это учреждение сравнительно новое, но, кажется, обладает только совещательными функциями. Иностранные дела всегда находились под непосредственным контролем далай-ламы или регента.
Наконец, есть Национальные собрание (цонгду), которое собирается только ради исключительно важных и серьезных вопросов. В нем около пятидесяти членов, в числе которых многие важнейшие лица Лхасы. Надо помнить, что настоятели крупных монастырей – Сера, Депунг, Галден, так как они могут рассчитывать на всецелую преданность тысяч своих монахов, являются значительной политической силой и иногда проявляют свою независимость. Однако в конечном счете у Национального собрания совещательная роль. После того как оно обсудит резолюции, представленные кашагами, их передают далай-ламе или регенту для принятия окончательного решения. Таким образом, власть чрезвычайно централизована.
Страна делится на пять провинций: Уцанг (Лхаса и Шигадзе), Гарток (Западный Тибет), Кхам (Чьямдо, Восточный Тибет), Чанг (Нагчука, Северный Тибет), Лхока (Лходзонг, Южный Тибет) – и в каждой из них правительство представляет чиновник, называемый чикьяп. Дзонгпоны (начальники крепостей) подчиняются чикьяпам. Функция дзонгпона, с одной стороны, поддерживать порядок, а с другой – заботиться о том, чтобы как следует собирались налоги в казну (обычно их выплачивают натурой). Дзонгпоны пользуются большой самостоятельностью, кроме того, они могут оставить себе весь доход, который им удастся собрать сверх положенного государству. Поэтому должность дзонгпона продается на аукционе тому, кто больше заплатит. Я уже говорил, что на важные посты в далеких от Лхасы пунктах всегда ставят двух человек, с тем чтобы они смотрели друг за другом.
После монахов самое важное сословие – сословие гьерпов (землевладельцев), которые составляют крупное и мелкое дворянство. Интересно отметить, что теоретически земля не находится у них в безоговорочной собственности. Главное условие, чтобы семейство регулярно поставляло одного или нескольких своих членов на государственную службу. Молодые дворяне на несколько лет посылаются в специальную школу в Лхасе, где завершают образование, и затем их берут в одно из министерств. Они начинают карьеру чиновниками седьмого, самого нижнего, ранга, но, если у молодого человека есть нужные способности, он может быстро подняться до высокого положения (депон, шапе, чикьяп и так далее). Был один случай в тибетской истории, когда мирянин ненадолго стал регентом. Мальчик из более скромного сословия – крестьян или ремесленников, – который хочет сделать карьеру, всегда может пойти в религию. Если он поступит в монастырь и отличится, его могут послать в особую школу в Лхасе для чиновников-монахов. Правительственные чиновники, за исключением дзонгпонов, получают небольшое ежегодное жалованье, скажем 50–75 фунтов в год. Считается, что остальной доход чиновник получает от своей семьи или принимая подарки, которые обычны и даже обязательны, если имеешь дело с тибетскими чиновниками.
Высшее дворянство в Тибете включает в себя лишь несколько родов. Одна очень древняя и замкнутая группа состоит из потомков древних тибетских царей (VI и VII века н. э.). К ней принадлежат Лхагьяри, Ракашар и еще несколько родов. Главам этих родов оказывают светские и религиозные почести. Есть также знатные семейства, основанные людьми скромного происхождения, которые в разные времена оказывали разные услуги государству и получили в награду землю и титулы. Некоторые из них жили относительно недавно. Позвольте, например, рассказать историю Царонга Дзасы. Он родился в 1885 году в скромной семье и поступил на службу к далай-ламе обычным слугой. Он быстро привлек внимание своими исключительными качествами ума и воли и сопровождал далай-ламу в Монголию в 1903 году. Его великий час настал в 1913 году, когда далай-лама бежал в Индию, преследуемый китайскими войсками. С горстью солдат и монахов ему удалось удержать китайцев у парома Чаксам, дав таким образом далай-ламе время достигнуть безопасного места. Год спустя, когда далай-лама вернулся из Индии, он назначил верного слугу дзасой и главнокомандующим тибетской армией. Через два года он стал шапе. После 1925 года он ненадолго попал в опалу, но всегда оставался одной из самых влиятельных фигур тибетской политической жизни. Он придерживается явных прогрессивных взглядов, говорит по-английски, всегда дружелюбен к иностранным путешественникам и поддерживает политику постепенной модернизации.
