– Может, я его и не люблю, но мы все равно хорошо поладим, я уверена. Сначала семья хотела, чтобы я вышла замуж за другого человека из более древнего рода и очень богатого, но у него несколько братьев.
– Ну и что?
– Мы же в Тибете, у нас тут многомужество. Жена младшего брата – жена и старшего брата или братьев.
– А вам не понравился старший брат?
– Нет.
– А если бы понравился?
– Сколько вы вопросов задаете! Знаете, вы уж очень любопытны… Посмотрите на Махакалу, он уже готов и стоит в дверях храма! Подождите, сейчас кончат взывать. Тихо! Если будете хорошо себя вести, я вам переведу, что он говорит.
– А мне не интересно.
– «Свирепый, гордый, непобедимый Махакала, победитель всех, восстает сегодня, чтобы исполнить долг… Стрелы, копья, мечи и всевозможное оружие направлены во врага, сверкая и блеща. Горы трупов пожираются, словно пища, океаны крови льются, словно питье… Пусть тот, кто еще хочет жить, держится подальше от меня. Пусть тот, кто хочет умереть, приблизится. Я отрежу красный источник жизни и принесу его в жертву. Я уничтожитель, тот, кто утоляет жажду кровью. Слава Махакале, Кикихуху, Кикихуху!» Вам нравится? Вы видите, какое милое место Тибет? Вы знаете, мы как испанцы, только вместо быков у нас демоны; ужасные боги наши тореро. Я болельщица Куберы, того, кто танцевал первый. Он красивее, смелее, он вообще лучше!
Слуга снова прошел, на этот раз с ананасами и дынями.
– Вы не хотите кусочек ананаса? – спросила Пема. – Их привезли прямо из Рангпо сегодня утром. Две партии для далай-ламы отправляются сегодня. Ах, Лхаса! Какая красота! Какая жизнь! Праздники! Вы понятия не имеете, как можно там веселиться!
– А я думал, это город медитации и молчания, где живут исключительно монахи, настоятели и богословы.
– О да! Они там тоже есть, конечно, но там столько других людей, которые не имеют отношения к монастырям и хотят, чтобы жизнь была красивой… К тому же разве аскеты не ведут чистую жизнь и не приносят жертвы за нас? Это вроде банка. Они вкладывают деньги, а прибыть получаем все мы. А они получают вечную награду.
Танец подошел к концу. Накрапывал мелкий дождик. Пема взяла кусочек ананаса и аккуратно поднесла его к губам. Но капля сока упала на ее совершенно новый пангден из особой бутанской ткани. Она бросила ананас, позвала горничную, которая стояла с краю палатки, и прошептала ей что-то по-тибетски. Потом она засмеялась и повторила, как ребенок в восторге от необыкновенного торта: – Ах, Лхаса!
Лунная радуга
Это мой последний вечер в Гангтоке. Весь день шел дождь, но сейчас как будто развиднелось. Луна болезненно открывает дорогу, все еще очень темную, между тяжелыми, почти неподвижными облаками. Игра света в каплях дождя над долиной приняла форму странного и невыразимо красивого явления – лунной радуги.
Слабая, эфирная – мне хотелось бы назвать ее молчащей – дуга света неразличимо возникает из темной бездны леса и простирается поперек неба и так же неразличимо исчезает в отсветах, отраженных от крыш над храмом и дворцом, где Пема Чоки спит, разметав черные волосы по белой подушке. Это только призрак, воспоминание о радуге, слабейший намек на розовые и голубые тона, который скорее угадывается, подвешенный между пустотой и ничем во тьме ночи.
Глава 14
Механическая левитация
Азия исчезает внизу
Мы уехали; мы в небе. Выбраться из удушающего муссонного зноя Калькутты в чистое солнечное сияние на высоте 3000 метров было великолепно. Мы прошли через лес облаков в форме колонн, башен, громадных грибов, напоминающих атомные. То и дело мы пролетали близко от одного из этих великолепных белых монументов с огромными пухлыми выпуклостями или ныряли прямо в его середину, чтобы вдруг выйти из него с чувством, что выходишь в пустоту. Я напрягал зрение, стараясь разглядеть далекие Гималаи, но можно ли быть уверенным, что те далекие белые волны – это горы? Внизу между двумя массами облаков была местность со множеством озер и сотнями деревень, окруженных желтоватой гладью воды. Миллионы людей неделями не смогут выйти из домов; чтобы пройти несколько километров, нужно было тащиться по грязи; зажечь огонь было проблемой, спать в сухости затруднительно, сжигать мертвых совершенно невозможно. Может быть, кто-нибудь там поглядел наверх и заметил крохотный самолет в небе, крохотный самолет, который к следующему вечеру будет в Риме.
Мы добрались до Карачи очень поздно. Ночью снова вылетели в Ирак. То и дело наполовину во сне, наполовину наяву я говорил себе: «Внизу Персия; горы, пустыни, дельты, реки, города, мавзолеи, каменные скульптуры, караваны, разбойники». Наверху в отделении для багажа лежали тибетские книги и картины. Миларепа, который путешествовал с помощью левитации, конечно, не удивился бы такому новому опыту. Если бы он сейчас вдруг воскрес от тысячелетнего транса в пещере Гималаев и оказался здесь, может быть, он сочинил бы стихотворение о механической левитации. На какие мысли навели бы его эти изобретательные варвары с Запада, правители сансары, мира иллюзий?
С первым светом мы достигли Басры в пальмовых рощах у слияния Тигра и Евфрата, между двумя пустынями бескрайнего оранжевого песка. Потом опять пустыни и пустыни всю дорогу до Каира. Облаков уже было не видно; небо было абсолютно чистое во всех направлениях. В Каире мы остановились на час, чтобы поесть. После полудня мы пролетели Крит, а на рассвете добрались до каблука Италии. Пассажиры зашевелились, стали готовиться; у нас появилось чувство, что Рим всего лишь в нескольких метрах. Да так оно и было. Кажется, через миг мы уже увидели Капри, а потом, не дав нам даже времени сообразить, показались огни аэропорта Чампино.
«Вчера мы были в Калькутте…»
