Rosé во все времена мыслилось как вино летнее, ассоциировавшееся скорее с загаром, чем со смакованием вкуса; вино для питья en carafe, графинами, в пляжном кабачке; вино, которому как-то и все равно, с чем его потребляют, с гриль-сардинами ли, не то и с отбивными-барбекю — да хоть с салатом «Ницца». Простое вино, без вычур и претензий. Если забыть о необходимости охладить перед употреблением, оно и внимания-то не требует. Оно не рвется в марочные винные карты, не кичится сложностью букета и мистикой лучших красных и белых. Да и цена у него какая-то несолидная. Учитывая эти весьма удобные для неприхотливого потребителя качества, нечего и удивляться, что винные критики не принимают его всерьез.
Но вино течет, ситуация меняется. Все больше выбор высококачественных rosé совершенно иной весовой категории, не той, которую имеет в виду надменный критик, автор первых фраз статьи. Хотя понадобится еще несколько лет, чтобы репутация rosé поднялась до высот, уже достигнутых его качеством, но прогресс отмечается не только в винных погребах, но и в Каннах.
Канны обычно вспоминают в связи с кинофестивалем. Старлетки рассеивают по пляжу принадлежности туалета, продюсеры выгрызают миллионы на террасе отеля «Хилтон». Но вот уже два года в Каннах проводится Международный конкурс розовых вин Le Mondial du Rosé, весьма серьезное мероприятие. В 2005 году для участия в нем съехалось пятьдесят серьезных энофилов из шестнадцати стран, вслепую продегустировавших шестьсот пятьдесят вин из лучших сортов розового. Продукцию представили двадцать девять стран, от Австралии до Уругвая, обнюхивание, облизывание и сплевывание продолжалось три дня. Я подметил два весьма приятных обстоятельства: жюри, вопреки установившимся каннским традициям, оставалось корректно одетым, а Прованс за свои розовые огреб кучу золотых и серебряных медалей.
По определению rosé розового цвета, но розовый с розовым рознится. Он может лишь чуть отличаться от прозрачного белого лишь легким, чуть заметным красноватым оттенком. Остерегаюсь применять слово «румянец», ибо это весьма элегантное определение захватано в недобрые старые времена в Калифорнии, где им штамповали примитивные липкие сиропы со вкусом варенья, выдаваемые за розовое вино. Далее розовый может сгущаться чуть ли не до вишневого. Цвет зависит от длительности выдержки черной кожуры винограда в ферментирующемся вине. Модные ныне сверхбледные розовые получаются при минимальной выдержке, для более темных rosés d’une nuit — «розовых одной ночи» — выжимки остаются на ночь, и так далее.
Конечно, розовые предпочитают не только ради модного цвета. Розовое на диво универсально. Легкое вино, хорошо идущее само по себе, оно подходит к удивительно широкому диапазону блюд. Отлично сочетается с брандадами, айоли, грилями прованской кухни — что, в общем-то, вполне естественно; насколько я могу судить по опыту, розовое не противоречит карри и любому другому розовому, как-то креветкам, сыровяленой ветчине prosciutto, стейку по-татарски.
Но насколько оно устойчиво? Можно ли его хранить? Я читал о почтенном розовом урожая 1985 года, описанном как «живое», и еще об одном двадцатипятилетнем, оказавшемся «замечательно комплексным» — понимайте это определение как сможете; однако общее правило для розовых — употреблять их следует в течение двух лет с даты изготовления, не более.
Память об удачном розовом живет дольше. За столиком на тенистой террасе, на полянке вокруг пахнущего дымком с травами барбекю, в уличном кафе в рыночный день, у плавательного бассейна перед ланчем. Rosé — вино, сопровождающее самые приятные моменты жизни. Может быть, это и следует отметить на его этикетке.
Route des Cèdres
Кедровая дорога
Route des Cèdres — идеальное место для прогулок тех, кто не любит прогуливаться на своих двоих. Обычная прогулка по Люберону требует от гуляющего значительных усилий. Ему приходится нырять под ветви, огибать валуны, неожиданно утыкаться в скалу за резким поворотом извилистой тропинки, иной раз продираться через кусты, переступать через корневища толщиной с бедро взрослого мужчины, обливаясь потом под палящим солнцем, преодолевать крутые подъемы с уклоном до тридцати пяти градусов. В общем, морока неимоверная. Совсем иначе выглядит прогулка по Route des Cèdres. Ровная местность, никакие колючки не цепляются за штанины, тенистая дорога, приятная прохлада. Под ногами как будто ковер. Чего еще душе угодно?
Прогулочный маршрут начинается сразу за Бонье и ведет до Горж-дю-Регалон, расстояние составляет около двух с половиной миль. Возникло это чудо в 1861 году, когда на гребне Люберона, на высоте более шестьсот девяносто метров над уровнем моря, высадили кедры, привезенные из алжирских гор Атлас. Саженцы прижились, кедры принялись расти и размножаться. Кедр среди деревьев Средиземноморья — чемпион по огнестойкости, поэтому многие кедры выжили в страшных пожарах 1952 года, уничтоживших тысячи акров леса. Сегодня лес выглядит прекрасно. Сотни деревьев расположились здесь широко и привольно, не толпясь, радуя глаз густой, сочной зеленью.
Значительную часть года здесь больше деревьев, чем людей, и самый громкий звук — шелест ветра в ветвях. День-два мистраля — и воздух настолько очищается, что на юге, за Эксом и клином горы Сент-Виктуар можно разглядеть лазурную полосу Средиземного моря, а на западе — белые зубцы Альпий.
Потрясающе выглядит Route des Cèdres под снегом. Под солнцем — тихий и прохладный. И в любое время бодрящий и вдохновляющий. Как выразился поэт Карл Уилсон Бейкер, «я с деревьями побегал и немножечко подрос».
S
Saint-Germain Sud
Сен-Жермен-Сюд
Так местные остряки окрестили северные окрестности Люберона, район Горда, Боньё и Менерба. Летом численность населения здесь резко возрастает из-за наплыва левобережных парижан. Теперь эту местность можно с успехом называть Золотым треугольником из-за взлета цен на недвижимость. Золотой четырехугольник, как я уже отмечал, стал упоминаться в прессе с 2005 года.
Остальной Прованс пока Бог миловал, ярлыков на него не понавешали. Помню, несколько лет назад случился медианаскок, кто-то попытался приклеить ко всему Провансу наименование «Европейская Калифорния», а гора Ванту поежилась разок-другой от прозвища «Фудзи Прованса», но в обоих случаях возобладал здравый смысл, эти взбулькивания ретивых борзописцев угасли, забылись.
Saints Patrons
Святые покровители
Приятно сознавать, что у тебя имеется заступник и покровитель не где-нибудь, а на небе. Кем бы ты ни был, принцем или нищим, полицейским или вором, чем бы ни занимался, какой бы хворью ни маялся — всегда кто-то за тебя переживает. Воротилам бизнеса покровительствует Сент-Экспедит, по совместительству присматривающий почему-то еще и за студентами-путешественниками. Цыгане почитают святую Сару, виноделы — Сен-Венсана, страдающие зубной болью обращаются к Сен-Лорану. Что до меня, я, основательно потолкавшись в толпе святых, отыскал святого и себе. Сен-Франсуа де Саль, то есть святой Франциск, надзирает не только за писателями, но также за журналистами и глухонемыми. По какому признаку эти три группы населения объединяются под эгидой святого Франциска, я так и не понял, но это не единственный пример необъяснимых земному взору сочетаний. Стадо святого Михаила Архангела, к примеру, включает таких разнопородных овечек, как пекари, фехтовальщики, вафельщики, бочары, макаронщики и парашютисты. Для меня связь между вафельщиками и парашютистами совершенно неизъяснима, но я отношу это на счет пробелов в моем теологическом образовании.
