Пассажир вышел на Лютцовплац и растворился в толпе. Там один из самых шумных и оживленных перекрестков в городе, надежды выследить подозреваемого почти нет. Впрочем, таксист добавил, что подозреваемый спрашивал, где площадь Ноября 1923 года и как до нее добраться с Лютцовплац.
– О площади он что-то еще спрашивал? Что-то конкретное? О своих делах говорил? О партнерах, с которыми намерен встретиться? Хоть что-то?
– Нет, герр инспектор, ничего. Я объяснил, что к той площади пешком идти долго. Он поблагодарил меня и выбрался из машины. Это все. В лицо ему я не смотрел, только на дорогу.
«Общенациональная слепота», – мрачно подумал Коль.
Детективы вернулись в штаб-квартиру, забрали распечатанные объявления об убитом в Дрезденском проулке и примчались сюда, к памятнику неудавшемуся путчу 1923 года. Только национал-социалисты превратили бы позорный провал в ошеломительный успех. Если Лютцовплац слишком большая для тщательных поисков, то площадь Ноября 1923 года куда меньше, ее и обыскивать проще.
Коль оглядел собравшихся на площади – нищих, торговцев, проституток, покупателей, безработных в маленьких кафе, вдохнул воздух, пропитанный резким запахом помоев, и спросил:
– Янссен, чуете здесь нашу добычу?
– Я…
Вопрос явно смутил молодого человека.
– У меня предчувствие, – продолжал Коль, оглядывая площадь, укрывшись в тени непокорного бронзового Гитлера. – Сам я в оккультизм не верю. А вы?
– Нет, майн герр. Я не верующий, если вы это имели в виду.
– Ну, я полностью от религии не отказался. Хайди это не понравится. Впрочем, я говорю об иллюзии восприятия, основанной на опыте и ощущениях. У меня сейчас такое чувство. Наш преследуемый рядом.
– Да, майн герр, – отозвался инспектор-кандидат. – Почему вам так кажется?
«Резонный вопрос», – подумал Коль.
Он считал, что молодым детективам следует расспрашивать наставников. Он объяснил, мол, это северный Берлин. Здесь много инвалидов войны, безработных, бедняков, подпольных коммунистов, социал-демократов, неформальных «Пиратов Эдельвейса»
[25], сторонников заводской организации
[26], ушедших на дно, когда профсоюзы запретили. Здесь живут немцы, сильно тоскующие по прошлому, не по веймарскому, конечно, – республика не нравилась никому, – а по славе Пруссии, по Бисмарку, по Вильгельму, по Второму рейху. Это значит, приверженцев национал-социалистов здесь мало. Следовательно, мало потенциальных осведомителей, готовых с доносом бежать в гестапо или в местный гарнизон штурмовиков.
– Что бы ни затевал подозреваемый, именно в таком месте он найдет поддержку и товарищей. Отойдите назад, Янссен. Всегда легче заметить разыскивающих подозреваемого, то есть таких, как мы, чем самого подозреваемого.
Молодой человек отступил в тень рыбного лотка, зловонные лари которого почти опустели. Угри и карпы с душком, склизкая форель из Ландвер-канала – вот и весь ассортимент. Пару минут детективы разглядывали улицу, высматривая преследуемого.
– Янссен, давайте подумаем. С чемоданом и с изобличающим портфелем он вышел из такси на Лютцовплац. Он не попросил таксиста доставить его прямо до места, вероятно, потому, что занес багаж туда, где поселился, а сюда приехал с другой целью. С какой? Что-то доставить, например портфель? Или забрать кого-то или что-то? Он был в Олимпийской деревне, в Дрезденском проулке, в «Летнем саду», на Розенталерштрассе, на Лютцовплац, а теперь здесь. Интересно, что связывает эти места?
– Не стоит ли осмотреть все магазины и лавки?
– По-моему, нужно обязательно. Но знаете, Янссен, лишение пищи – проблема серьезная. У меня голова кружится. Давайте сначала проверим кафе и одновременно раздобудем еду для себя.
В плену ботинок пальцы ног Коля скрючились от боли. Ягнячья шерсть сдвинулась, ноги снова пронзила острая боль. Инспектор кивнул на ближайшее заведение, у которого они припарковались, – на кафе «Эдельвейс», и они с Янссеном вошли внутрь.
Кафе оказалось грязным. Некоторые посетители отвели глаза – так обычно встречают чиновников. Детективы оглядели обеденный зал: вдруг любитель «Мужской одежды Мэнни, Нью-Йорк» сидит здесь, и Коль предъявил официанту удостоверение. Тот мигом вытянулся по струнке:
– Хайль Гитлер! Чем я могу помочь?
Коль сомневался, что в прокуренной забегаловке кто-то занимает должность главного официанта, поэтому попросил управляющего.
– Да, майн герр, я сейчас приведу герра Гролле. Пожалуйста, присядьте за этот столик. Если желаете выпить кофе или перекусить, пожалуйста, дайте мне знать.
– Мне кофе и яблочный штрудель, двойную порцию. А моему коллеге?.. – Коль поднял брови и посмотрел на Янссена.
– Только кока-колу.
– Подать к штруделю взбитые сливки? – спросил управляющий.
– Разумеется! – ответил Коль таким тоном, словно считал штрудель без сливок кощунством.
По дороге от оружейника к кафе «Эдельвейс», откуда Морган собирался позвонить своему человеку из Министерства информации, Пол спросил:
– Что он нам расскажет? О местонахождении Эрнста?
– По его словам, Геббельс хочет знать, когда высшие официальные лица появятся на публике. Мол, он решит, стоит ли посылать фотографа или съемочную группу, чтобы заснять происходящее. – Морган невесело рассмеялся. – Захочешь так посмотреть «Мятеж на „Баунти“», а тебе и мультфильма про Микки-Мауса не покажут без нудного двадцатиминутного ролика о Гитлере с младенцами на руках или о Геринге в нелепой форме, вышагивающем перед тысячей работников Имперской службы труда.
– Эрнст относится к высшим официальным лицам?
– Очень на это надеюсь. По слухам, полковник не выносит пропаганду, ненавидит и Геббельса, и Геринга, но научился играть в игры. Если не умеешь играть в игры, сегодня и сейчас успеха в правительстве не добиться.
Они приблизились к кафе «Эдельвейс», и у самого входа, на обочине возле статуи Гитлера Пол заметил дешевую черную машину. Похоже, Детройт не утратил преимущества над немецкой автомобильной промышленностью. Пол видел в Берлине и красивые «мерседесы», и «БМВ», но большинство машин были вроде этой – обшарпанные ящики на колесах. Когда вернется в США и получит десять тысяч, он купит машину своей мечты – блестящий черный «линкольн». В самый раз для красотки Марион!
