– Спортивный журналист, – уточнил Гордон. – Это твое прикрытие. Тебе нужно валять дурака и не привлекать к себе внимания. На пару дней поселишься в Олимпийской деревне, потом осторожно выберешься в город. В отель нельзя: нацисты отслеживают гостей, фиксируют паспортные данные. Для тебя забронируют номер в частном пансионе.
Пол – воробей стреляный. Разумеется, у него появились вопросы.
– Я буду там под своим именем?
– Да, останешься собой. Но мы оформим тебе и запасной паспорт – с твоей фотографией, но на чужое имя. Паспорт подданного другой страны.
– Ты похож на русского: высокий, крепкий, – отметил сенатор. – Решено, что будешь русским.
– Я не говорю по-русски.
– Там никто не говорит. Кроме того, запасной паспорт тебе вряд ли понадобится. Он на самый крайний случай, чтобы выехать из Германии.
– Или на случай гибели, чтобы никто не разобрал, кто я и откуда, – добавил Пол.
Неуверенность сенатора и взгляд, украдкой брошенный на Гордона, доказывали, что Шуман попал в точку.
– А на кого я якобы работаю? – не унимался Пол. – Все газеты пришлют в Берлин стрингеров. Они мигом поймут, что я не журналист.
– Об этом мы подумали. Ты внештатник: пишешь статьи, а по возвращении домой предлагаешь их спортивным газетенкам.
– Кто помогает вам в Берлине? – спросил Пол.
– Давай пока без имен, – отозвался Гордон.
– Не надо мне имен. Вы доверяете ему? Если да, то почему?
– Он живет там уже пару лет и снабжает нас ценными сведениями, – ответил сенатор. – В войну он служил под моим началом. Я лично с ним знаком.
– Под каким он там прикрытием?
– Бизнесмен, участник финансового рынка и так далее. Предприниматель.
– Он и оружие тебе предоставит, и необходимую информацию об объекте, – сказал Гордон.
– У меня нет действующего паспорта. В смысле, на мое имя нет.
– Мы в курсе, Пол. Паспорт тебе оформим.
– А мои стволы можете вернуть?
– Нет, – категорично возразил Гордон. – Таков наш общий план, дружище. Наверное, не стоит предупреждать, что если ты надеешься сесть на товарняк и залечь на дно в каком-нибудь западном Гувервилле…
[10]
Разумеется, Пол на это надеялся, но тут нахмурился и покачал головой.
– Эти парни не отстанут от тебя ни на шаг до самых доков Гамбурга. На случай если у тебя возникнет желание улизнуть из Берлина, наш помощник за тобой присмотрит. Если исчезнешь, помощник позвонит нам, мы позвоним нацистам и сообщим, что по Берлину разгуливает беглый американский киллер. Имя твое сообщим, фотографию покажем. – Гордон выдержал взгляд Пола. – Если думаешь, что мы ловко тебя выследили, значит ты не знаешь нацистов. По нашим данным, они не тратят времени на суд и смертные приговоры. Ситуация ясна?
– Предельно.
– Отлично. – Коммандер глянул на Эйвери. – Объясни ему, что случится, когда дело будет сделано.
– В Голландии тебя будут ждать самолет и пилоты. Под Берлином есть старый аэродром. Когда закончишь, мы отправим тебя оттуда на самолете.
– На самолете? – переспросил Пол заинтригованно.
Полеты его завораживали. Девятилетним он сломал руку – в первый из бесчисленного множества раз, – когда собрал планер и слетел на нем с крыши двухэтажной дедовой типографии, рухнув на грязную мостовую.
– Именно, Пол, – ответил Гордон.
– Тебе ведь нравятся самолеты? – предположил Эйвери. – В квартире у тебя столько журналов по авиации. И книги. И фотографии самолетов. И модели. Ты сам их собирал?
Пол смутился, потом разозлился из-за того, что чужие нашли его игрушки.
– Ты пилот? – спросил сенатор.
– На самолетах я прежде не летал, – ответил Пол и покачал головой: план казался полным безумием. – Я даже не знаю…
Воцарилась тишина. Нарушил ее толстяк в мятом костюме:
– В войну я был полковником. Так же как Рейнхард Эрнст. Я сражался в Аргонском лесу. Так же как ты.
Пол кивнул.
– Общее число знаешь? – спросил его толстяк.
– Число чего? – не понял Шуман.
– Убитых.
Пол вспомнил море трупов. Американцы, французы, немцы. Раненым было еще хуже. Они рыдали, стонали, звали маму с папой. Забыть такое невозможно. В принципе.
– Американские экспедиционные войска потеряли более двадцати пяти тысяч человек, – с трепетом проговорил толстяк. – Почти сто тысяч ранили. Погибла половина моих подчиненных. За месяц мы потеснили врага на семь миль. Эти цифры не дают мне покоя. Половина моих ребят и семь миль. При этом Мёз-Аргон считается одной из самых успешных операций Антанты… Не хочу, чтобы подобное повторилось.
– Кто вы? – снова спросил Пол, глядя на толстяка.
Сенатор встрепенулся и начал говорить, но толстяк перебил его:
– Я Сайрус Клейборн.
Вот оно что. Господи… Старик – глава «Континентал телефон энд телеграф», самый настоящий миллионер, даже сейчас, в тени Великой депрессии.
– Недаром я назвался Папашей Уорбуксом. Для, скажем так, проектов лучше не брать деньги из государственной кормушки. Я слишком стар, чтобы воевать за свою страну, но я помогаю как могу. Что, парень, любопытство удовлетворено?
– Удовлетворено.
– Отлично. – Клейборн окинул Пола взглядом. – Тогда еще одно. Тебе ведь объяснили, каково вознаграждение? Сумму назвали?
Пол кивнул и услышал:
– Я ее удваиваю.
У Шумана аж лицо вспыхнуло. Десять тысяч долларов? Он представить такого не мог.
Гордон медленно повернулся к сенатору. Пол догадался, что последнее предложение сценарием не предусматривалось.
– А вы наличными заплатите? Не чеком, а наличными?
Почему-то сенатор с Клейборном расхохотались.
– Разумеется, – заверил толстяк. – Любой каприз.
Сенатор придвинул к себе телефон и постучал по трубке:
– Ну так что, сынок? Мы звоним Дьюи или как?
Тишину прервало чирканье спички – Гордон закурил сигарету.
– Подумай, Пол. Мы даем тебе шанс стереть прошлое. Шанс начать с чистого листа. Многим ли киллерам он выпадает?
II. Город слухов
24 июля 1936 года, пятница
Глава 3
Наконец-то можно заняться тем, ради чего он здесь!
В шесть утра пароход «Манхэттен», в зловонном коридоре третьего класса которого он, Альберт, сейчас стоял, входил в порт Гамбурга. Из Нью-Йорка они отправились десять дней назад.