– Отлично… Простите, Янссен, но на сегодня у меня для вас еще одно задание.
– Конечно, майн герр. Сделаю, что смогу.
Еще одним достоинством серьезного Янссена было то, что работы он не гнушался.
– Возьмите «ДКВ» и возвращайтесь в Олимпийскую деревню. Показывайте распечатку портрета и американцам, и всем, кого встретите: вдруг нашего фигуранта узнают? Несколько копий оставьте там с нашим телефоном. Если в деревне не повезет, завезите несколько копий в участок на Лютцовплац. Если разыщут подозреваемого, пусть задержат его как свидетеля и тотчас свяжутся со мной. Пусть хоть домой мне звонят.
– Есть, майн герр!
– Спасибо, Янссен… Погодите, вы ведь первый раз убийство расследуете?
– Да, майн герр.
– Первое навсегда запоминается. Вы держитесь молодцом.
– Благодарю, майн герр.
Коль протянул ему ключи от «ДКВ».
– Аккуратнее с дросселем. Воздух машина любит не меньше бензина. А то и больше.
– Есть, майн герр!
– Я буду дома. Как появятся новости, звоните.
Едва молодой человек ушел, Коль расшнуровал и снял ботинки, потом из ящика стола вытащил коробку с ягнячьей шерстью и обернул пальцы, чтобы защитить чувствительные места. Несколько комков он заложил в ботинки и, поморщившись, обулся.
Взгляд Коля скользнул по портрету вероятного убийцы и задержался на мрачных фотографиях из Гатова и Шарлоттенбурга. Новых докладов с места преступления и отчетов о допросе свидетелей он не получал. Значит, байка о заговоре коси, которую он скормил главному инспектору Хорхеру, не сработала.
На фотографиях мертвый мальчик, женщина, едва не дотягивающаяся до ноги мужчины, рабочий, сжимающий сбитую лопату… Душераздирающе! Коль завороженно смотрел на фотографии. Расследовать те дела опасно и для карьеры, а возможно, и для жизни. Только выбора не оставалось.
Почему? Ну почему он чувствует себя обязанным расследовать каждое убийство до конца?
Поразительно, но смерть Вилли Коль считал разумной и здравой. Точнее, считал здравым привлекать к ответственности тех, кто несет смерть. В этом он видел свое призвание. Проигнорировать убийство – хоть толстяка из проулка, хоть еврейской семьи – значило пойти против себя и, как следствие, согрешить.
Инспектор убрал фотографии, надел шляпу, вышел в коридор старого здания и зашагал по камню и прусской плитке, сильно стертым, но безупречно чистым, намытым до блеска. Коридор озаряли розоватые лучи заката. В это время года солнце было единственным источником света в штаб-квартире крипо. При национал-социалистах величественный «Алекс» стал транжирой. «Пушки важнее масла!» – без конца повторял Геринг, и техники здания старательно экономили ресурсы.
Машина у Янссена, значит домой Коль поедет на трамвае. Инспектор спустился по двум лестничным пролетам к двери черного хода: от нее ближе к остановке.
Указатели в конце лестницы говорили, что камеры направо, а архив – прямо. Коль пошел прямо, вспоминая, как младшим детективом-инспектором просиживал в архиве, как читал досье, не только дабы поучиться у великих прусских детективов, а еще потому, что с удовольствием знакомился с историей Берлина по рассказам городских правоохранителей.
Генрих, жених его дочери, был госслужащим, но мечтал работать в полиции. Коль решил, что однажды приведет парня сюда и они вместе пороются в архиве. Может, он даже покажет ему дела, которые расследовал много лет назад.
Коль толкнул дверь и… встал как вкопанный. Архив исчез. Сбитый с толку инспектор попал в ярко освещенный коридор, в котором находились шесть вооруженных мужчин, причем не в зеленой форме шупо, а в черной гестаповской. К Колю они повернулись почти синхронно.
– Добрый вечер, майн герр! – поприветствовал гестаповец, стоявший к Колю ближе других, худощавый тип с удивительно длинным лицом. – Вы будете…
– Детектив-инспектор Коль. А вы кто?
– Если вы ищете архив, он теперь на втором этаже.
– Я лишь хотел воспользоваться черным ходом.
Коль шагнул к двери. Эсэсовец перегородил ему дорогу, пусть и не слишком демонстративно.
– Извините, но эта дверь больше не используется.
– Я об этом не слышал.
– Неужели? Правило введено пару дней назад. Вам придется снова подняться по лестнице.
Коль услышал странное механическое стук, стук, стук… Что это?
Яркое солнце осветило коридор: два эсэсовца открыли дальнюю дверь, вкатили тележки с картонками и завезли в комнату в конце коридора.
– Я имел в виду ту самую дверь, – сказал Коль охраннику. – Очевидно, она используется.
– Она закрыта для общего пользования.
Опять странные звуки: стук, стук, а в качестве фона рев какого-то мотора…
Коль посмотрел направо и в приоткрытую дверь разглядел несколько больших механических устройств. Женщина в белом халате загружала стопку бумаги в одно из них. Вероятно, это отдел типографии крипо. Но тут Коль заметил, что загружаются не листы бумаги, а картонные карточки с отверстиями, а устройство их сортирует.
Ну понятно… Вот ларчик и раскрылся! Недавно Коль слышал, что правительство дает напрокат «Дехомаги», большие счетно-сортировочные машины, произведенные немецкой дочерней компанией американской Ай-Би-Эм. Машины использовали для анализа и сортировки данных. Коля та новость очень обрадовала: для уголовной полиции «Дехомаги» бесценны – баллистические и дактилоскопические данные они обработают в сотни раз быстрее, чем лаборант вручную. Сопоставление данных можно использовать для привязки преступника к совершенному преступлению, для слежки за досрочно освобожденными и рецидивистами.
Радость поутихла, когда Коль понял, что «Дехомаги» не для крипо. Тогда он гадал: где они, кому достались. Сейчас он с недоумением обнаружил, что как минимум две машины стоят менее чем в ста метрах от его кабинета и охраняются гестапо.
Коль спросил, для чего машины.
– Не знаю, майн герр, – срывающимся голосом ответил эсэсовец. – Мне не сообщили.
Женщина в белом халате обернулась, замерла и обратилась к кому-то. Коль не видел ее собеседника, не слышал ее слов. Дверь захлопнулась бесшумно, словно по волшебству.
Охранник с длинным лицом прошагал мимо Коля и открыл дверь, которая вела на лестницу.
– Герр инспектор, я повторяю: выхода здесь нет. Подниметесь на один пролет, затем…
– Мне известно, как пройти, – запальчиво ответил Коль и вернулся на лестницу.
– У меня для вас подарок, – сказал Пол.
Кэт Рихтер стояла у него в гостиной, в пансионе на Магдебургер-аллее. Сверточек она взяла с настороженным любопытством, словно подарки ей не дарили уже много лет, и потерла большими пальцами коричневую бумагу, скрывавшую то, что достал Отто Веббер.
