«Настоящее масло!» – изумленно прошептала Кэт, глядя на желтые прямоугольнички.
Вино Кэт выбрала золотое, сладкое. Они ели не спеша, болтали и смеялись. Потом Пол закурил сигарету. Кэт явно не могла на что-то решиться. Словно обращаясь к студенту, она проговорила:
– После стольких серьезных разговоров не помешает шутка. – Она понизила голос до шепота. – Ты ведь слышал о Германе Геринге?
– Он из правительства?
– Да, самый близкий друг Гитлера. Странный человек. Очень тучный, а душой – «павлин»: обожает вычурные костюмы, компанию звезд и красавиц. Так вот, в прошлом году он наконец женился.
– Это и есть шутка?
– Нет, шутка будет сейчас. Он в самом деле женился. – Кэт картинно надула губки. – Слышал про жену Геринга? Бедняжка отказалась от религии. Спроси меня почему.
– Пожалуйста, объясни, почему жена Геринга отказалась от религии.
– Потому что после первой брачной ночи она утратила веру в воскрешение плоти.
Оба расхохотались.
– Боже, Пол, я позволила себе скабрезную шутку в обществе малознакомого человека! – проговорила густо покрасневшая Кэт. – Нас могут в тюрьму посадить.
– Не нас, а тебя, – с непроницаемым лицом уточнил Пол. – Я-то не шутил.
– Ах, арестовать могут даже за то, что ты смеялся над такой шуткой.
Он заплатил по счету, и, отказавшись от трамвая, они отправились в пансион пешком, улочкой, огибавшей Тиргартен с юга.
Пол редко пил вино, и сейчас оно ударило в голову. Нет, ощущение показалось приятным, куда лучше, чем от кукурузного виски. Приятным были и теплый ветерок, и рука Кэт, сжимавшая его ладонь.
На обратном пути они болтали о книгах, о политике, немного смеялись, немного спорили – невероятная пара, бредущая по улицам безупречно чистого города.
Послышались голоса: в их сторону шли люди. Впереди, метрах в ста, Пол увидел трех штурмовиков. Они громко разговаривали, шутили. Коричневая форма, мальчишечьи лица – штурмовики напоминали довольных школьников. В отличие от воинствующих головорезов, с которыми Пол сегодня схлестнулся, эти трое, казалось, просто наслаждаются погожим вечером. На прохожих они внимания не обращали.
Кэт сбавила шаг, и Пол взглянул на нее. Лицо его спутницы превратилось в маску, руки задрожали.
– В чем дело?
– Не хочу идти мимо них.
– Тебе не о чем волноваться.
В панике Кэт посмотрела налево: поток транспорта плотный, до пешеходного перекрестка несколько кварталов. Оставался один способ разминуться с коричневорубашечниками – свернуть в Тиргартен.
– Ты правда в безопасности, – успокаивал Пол. – Не волнуйся!
– Я чувствую твою руку. Ты готов с ними подраться.
– Поэтому ты в безопасности.
– Нет, – отрезала Кэт и посмотрела на парковые ворота. – Нам сюда!
Они свернули в парк. Густая листва почти полностью глушила шум транспорта – ночной мрак наполняли лишь писк насекомых и баритон лягушек. Штурмовики прошагали мимо по тротуару, занятые оживленной беседой и песнями. На парк они даже не посмотрели, но Кэт не поднимала головы. Ее напряженная походка напомнила Полу, как сам он однажды плелся с тренировки со сломанным ребром.
– Эй, ты как, ничего? – спросил он.
Молчание.
Кэт, дрожа, огляделась по сторонам.
– Тебе здесь страшно? – допытывался Пол. – Хочешь уйти?
В ответ снова молчание. Они дошли до пересечения пешеходных дорожек, одна из которых уводила налево, к югу, прочь из парка и прямо к пансиону.
Кэт замерла, но быстро сориентировалась:
– Нам сюда, пошли!
Она развернулась и поманила Шумана по петляющим тропкам на север, вглубь парка. Они добрались до небольшой лодочной станции на пруду. Десятки прокатных лодочек покачивались на воде. Душной летней ночью у пруда не было ни души.
– Я не была в Тиргартене три года, – прошептала Кэт.
Теперь промолчал Пол.
– Я же говорила про своего любовника? – наконец спросила она.
– Да, про журналиста.
– Его звали Михаэль Кляйн, он работал в газете «Мюнхенер пост». Карьера Гитлера началась в Мюнхене. Михаэль много писал о нем, о его взлете, о его тактике – запугивании, побоях, убийствах. Он вел подсчет нераскрытых убийств оппозиционеров. Он даже считал, что в тридцать втором Гитлер убил свою племянницу, мол, влюбился в нее, а она не ответила взаимностью. Партия и штурмовики угрожали Михаэлю и другим сотрудникам газеты. «Мюнхенер пост» они прозвали Ядовитой кухней. Впрочем, до прихода национал-социалистов к власти журналистов не трогали. Потом Рейхстаг подожгли… Смотри, отсюда его видно, вон он. – Кэт показала на северо-восток, и Пол разглядел высокое здание с куполом. – Наш парламент. Через пару недель после назначения Гитлера канцлером кто-то поджег Рейхстаг изнутри… Гитлер с Герингом обвиняли коммунистов, задерживали их тысячами, а заодно и социал-демократов. Их, Михаэля в том числе, арестовали по закону о чрезвычайном положении. Его отправили во временную тюрьму под Берлином и продержали там несколько недель. Я буквально обезумела. Никто не объяснил ни в чем дело, ни где он. Ужас, настоящий ужас! Потом Михаэль рассказал, что его били, кормили в лучшем случае раз в день, заставляли голым спать на бетонном полу. В итоге судья отпустил его, ведь Михаэль не совершил никакого преступления. Мы встретились у него на квартире неподалеку отсюда. Стоял погожий майский день. В два пополудни мы решили покататься на лодке, здесь, на этом самом пруду. Я принесла черствый хлеб, чтобы покормить птиц. Мы стояли здесь, когда появились четверо штурмовиков и швырнули меня на землю. Они следили за нами. По их словам, судья принял незаконное решение и они собрались исполнить приговор. – Кэт запнулась. – Они избили Михаэля до смерти прямо у меня на глазах. Прямо здесь. Я слышала хруст его костей. Видишь…
– Ох, Кэт…
– Видишь тот бетонный квадрат? Туда упал Михаэль. На четвертый квадрат от газона. Там лежала его голова, когда он умирал.
Пол ее обнял. Кэт не отпрянула, но и не прильнула к нему. Застыла.
– Отныне май для меня – ужаснейший месяц в году, – прошептала она и обвела взглядом рельефный полог летнего парка. – Это место называется Тиргартен.
– Знаю.
– «Тир» переводится как «животное» или «зверь», – по-английски пояснила Кэт. – Ну а «гартен», конечно же, «сад». В общем, это сад зверей. Во времена Германской империи члены королевских семей приезжали сюда на охоту. На сленге «тир» – это «головорез», «преступник». Убившие моего любовника – преступники. Михаэля убили в саду чудовищ.
Пол обнял ее сильнее.
Кэт снова глянула на пруд и на бетонный квадрат, четвертый от газона.
– Пожалуйста, Пол, отведи меня домой, – попросила она.
