София не удивилась, когда Кэл практически сразу нашел глазок камеры. И сейчас смотрел прямо на нее.
«Тюремная обстановка ему хорошо знакома», – подумала София. Однако это знакомство не сделало его более покладистым.
Внезапная волна недовольства отцом поднялась в ней: «Каких еще неприятностей мне теперь ждать?..»
Кэл изучающе смотрел в камеру, пытаясь понять, кто сейчас за ним наблюдает. Еще один охранник? Ангел пустых обещаний и боли? Это не имело значения. Он снова развернулся к двери и стоявшим за ней охранникам. Без тени страха и значительно дольше, чем в первый раз, он смотрел на них.
По стеклу пробежала какая-то тень. Охранник вошел в палату? Нет, они стоят неподвижно за дверью. Он повернулся и широко раскрыл глаза от удивления.
Неизвестный в низко надвинутом капюшоне поднял голову, и Кэл увидел лицо – очень знакомое и страшно чужое, – свое собственное лицо.
Голубые глаза незнакомца прищурились, и он шагнул к Кэлу, резким движением обнажая клинки.
Лезвие коснулось горла Кэла, затем Агилар отдернул клинок, оставив глубокий, обжигающий болью разрез. Захлебываясь кровью, Кэл схватился за перерезанное…
«Не поврежденное?»
…горло.
Никакой раны, ни капли крови. Просто игра воображения.
Дрожа, он опустил руку, пот струился между лопаток.
Раздалось тихое «би-ип», и дверь открылась. В первое мгновение Кэлу показалось, что это продолжение галлюцинации. Его матери нравились фильмы тридцатых-сороковых годов, и сейчас, казалось, один из героев этих фильмов вошел в палату.
На Софии Риккин была белоснежная хлопковая блуза, черные брюки с острейшими стрелками и черные туфли. Почти мужской стиль, но любой признал бы ее бесспорно привлекательной женщиной.
Или ангелом.
– Эти галлюцинации мы называем «эффектом просачивания», – сказала она, закрывая за собой дверь. – Картины насилия, свидетелем которых ты был вчера, отпечатались в твоей памяти, и образы из прошлого накладываются на то, что ты видишь сейчас.
– Только то, чему я был свидетелем вчера? – переспросил Кэл.
София спокойно смотрела на него.
– Это агрессивные воспоминания. Часть из них ты получил вчера. Но не все.
Кэл отвернулся к двери и уперся лбом в стекло. Охранники наблюдали за ним с ничего не выражающими лицами, но он их не замечал. Слова Софии вызвали в нем бурю эмоций. Он еще до конца не разобрался, но это были сильные, неприятные эмоции, и, пожалуй, одну из них можно было определить как стыд.
София подошла и встала рядом, пытаясь поймать его взгляд.
– Если позволишь, я научу тебя их контролировать, – тихо сказала она.
На этот раз слова вызвали конкретную эмоцию – ярость. Кэл криво усмехнулся, и рука сама схватила ее за горло – теплое, хрупкое. Одним движением он мог сломать ей трахею. И в какой-то момент хотел. Но не сделал этого.
Он просто держал ее. И сейчас она была его пленницей, а он был в плену у нее.
– Не вмешивайтесь! – крикнула София. А Кэл гадал, хватит ли охранникам «Абстерго» ума понять, что он ничего ей не повредил, если она смогла вздохнуть и крикнуть. – У меня все под контролем.
Голос Софии был как никогда спокойным, хотя он чувствовал, как быстро и трепетно бьется под рукой ее пульс, словно пойманная птичка. Кэл понимал, что он сейчас контролирует ситуацию, и решил этим воспользоваться.
Он прижал Софию к стене, не упуская из виду охранников, но в большей степени его интересовала ее реакция. Невозмутимости ей было не занимать…
Агилар схватил его и полоснул по горлу холодной сталью…
Кэл застыл и зажмурился от боли. Но это была лишь секундная головная боль. Не более того. Всего лишь неприятная, пугающая, дезориентирующая галлюцинация.
Но он не разжал руку и не выпустил Софию. Боль разрушала его, как цунами незащищенную береговую линию. Усилием воли Кэл заставил себя открыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Что это было? Там, внутри машины?
– Генетическая память, – спокойно, подбирая слова, ответила София. – С помощью «Анимуса» мы можем проживать жизни наших предков.
– То, что я там видел… было реально.
София посмотрела на него и осторожно поправила:
– Реально в определенном смысле.
И снова его охватила неконтролируемая ярость. Свободной рукой Кэл со всей силы ударил по стеклу. Стекло завибрировало, издавая жалобный звук, эхом прокатившийся по комнате.
– Не лги мне, – прорычал он. – Я чувствую… разницу.
Сейчас она должна была сломаться. Должна была показать страх. Но глаза Софии по-прежнему излучали покой. Невероятно, но даже пульс выровнялся. Ее губы дрогнули, готовые улыбнуться, словно она знала то, что ему было неведомо.
– Зачем столько агрессии? – спросила она.
– Я агрессивный человек.
– Вероятно, уместнее спросить, чья это агрессия?
Кэл не хотел принимать ее игру. Не сейчас. Он еще слишком явственно ощущал нож, скользящий по его горлу.
– Что это за тюрьма? – резко спросил он.
– Это не тюрьма, Кэл. То, что происходит внутри «Анимуса», – сложный процесс. И ты бы многое узнал, если бы согласился сотрудничать.
Голос Софии звучал непринужденно, почти доверительно.
– Тогда отпусти меня.
Кэл не просил и не требовал. Это было разумное предложение, свидетельствующее о том, что он, Каллум Линч, – разумное существо.
Разумное. Или безумное.
Они стояли друг против друга, и напряжение между ними росло, их лица были так близко, как у целующихся. Кэл хотел показать ей, что он мужчина. Он может сломать ей шею в любую секунду, прямо здесь и сейчас – и конец ее самоуверенной рассудительности, конец навсегда.
Но в глубине души он не хотел этого делать. Она держалась самоуверенно, потому что возбудила в нем не только приступ агрессии, но прежде всего желание понять, что с ним произошло там. Что с ним сделали.
Он тяжело и громко дышал, рот растянулся в подобие злой улыбки. Взгляд замер на руке, и, словно выпуская маленькую птичку, он разжал пальцы.
Кэл ожидал, что она схватится рукой за горло, ожидал, что она отскочит от него подальше. Но ничего подобного София не сделала.
София улыбнулась.
– Пойдем со мной, – сказала она.
Глава 9
За последние тридцать лет жизни Кэл не был ни в одном музее, он даже среднюю школу не окончил. Комнаты, по которым вела его София, заставили его вспомнить и музей, и школу.
