Вскочил на ноги и замер, заморгал, щурясь от яркого солнца.
Его ждали.
Он слышал, как позади замедлился топот преследователей, слышал их тяжелое дыхание. Перед ним стояло не менее двух десятков солдат, вооруженных пиками и щитами. На защитном валу заняли позицию арбалетчики.
Посередине моста стоял, самодовольно улыбаясь, Томас де Торквемада.
Кровавое пятно расплывалось на белом одеянии Великого инквизитора, но радость наконец-то одержанной победы приглушала его боль.
Агилар огляделся по сторонам, переводя дыхание, пытаясь сообразить, куда бежать. Все пути к спасению были отрезаны. Тамплиеры, готовые подчиниться приказу инквизитора, стояли повсюду – сзади, впереди, над головой. Далеко внизу – не меньше чем в трехстах футах – спокойно текла река Хениль, безразличная к перипетиям человеческих судеб. Агилар оказался в ловушке, и Торквемада понимал это.
– Все кончено, ассасин! – громко крикнул инквизитор.
Он вытянул руку, но не для того, чтобы Агилар просто отдал Яблоко – их разделяло слишком большое расстояние, – а приглашая ассасина приблизиться к нему. Как только тамплиеры получат Яблоко, все их грехи будут прощены. Агилар проведет остаток дней в тюрьме, но у него будет и пища, и вода, и вино, и прочие удовольствия.
Торквемада ободряюще улыбнулся, придав лицу кроткое выражение, как и подобает священнику.
Агилар усмехнулся в ответ.
И спрыгнул.
– Ассасин!
Неистовый, гневный вопль Торквемады последовал за ним, когда Агилар, сведя ноги вместе и раскинув руки, летел навстречу голубовато-зеленым водам реки. Арбалетные болты жужжали вокруг него, словно разъяренные осы.
Один из них попал в цель. Агилар вскрикнул и содрогнулся от боли. Вода быстро приближалась. Он выхватил кинжал, чтобы рассечь ее поверхность, но затем развернулся в воздухе, решив, что лучше войти в воду ногами, и…
…Кэл приземлился безупречно, как настоящий акробат.
Как ассасин.
Зато двупалая рука «Анимуса», похоже, не была готова к сложным кульбитам подопытного. Она повернулась с угрожающим скрипом, и что-то внутри ее резко щелкнуло. Пальцы разжались, отсоединяясь от пояса Кэла, рука несколько мгновений извивалась волной, затем безвольно повисла, как мертвая.
– Рука вышла из строя, – тревожно сообщил Алекс. – Оборвался привод!
Кэл застыл, похожий на каменную статую, упираясь в пол правым коленом и правой рукой, а левую подняв вверх.
София, казалось, не слышала неприятной новости о сломавшейся руке «Анимуса», в зачарованном восхищении она медленно двигалась к Кэлу.
– Прыжок веры, – прошептала она, глядя на застывшего Кэла.
Мусса сидел в своей комнате, ожидая, когда придет охранник и отведет его в общую комнату отдыха. Охранник опаздывал, из чего Мусса делал вывод, что нападение на Линча не увенчалось успехом. Когда за игрой в покер было принято решение, он все же предпочел остаться в стороне. Если в первой попытке примут участие все сразу, а она провалится, то шанс на вторую будет навсегда потерян.
Очевидно, он оказался прав. И сейчас, когда попытка закончилась неудачей, что-то – возможно, это был Батист – подсказывало ему, что решение устранить этого сильного и решительного светловолосого парня, предпочитающего курице стейк, может оказаться ошибкой. А Мусса привык доверять своему инстинкту. Скоро он увидится со своими товарищами, и они обсудят, кто что видел.
И все же, без всякой видимой причины, холодок пробежал у него по спине, и кожа покрылась мурашками. Батист внутри него приоткрыл один глаз. Когда Мусса был маленьким, его дед, глядя на внука черными серьезными глазами из складок морщин, говорил: «Когда у тебя по коже бегут мурашки, это значит, что кто-то должен умереть».
– Что-то меня дрожь пробирает, – встревоженно пробормотал Мусса.
Лин на время заперли в ее блоке за участие в покушении на Линча, но затем охранники сообщили, что ей разрешается под присмотром провести один час в общей комнате отдыха при условии, что она будет вести себя спокойно.
– А мои ленты… Можно мне танцевать с лентами? – с надеждой спросила Лин. Всем было известно, что в фонде «Абстерго» поощрялись «созидательная деятельность» и «художественное творчество». И когда Лин заинтересовалась танцем с лентами, ей позволили этим заниматься. А Эмиру, в свою очередь, разрешили разбить сад.
Получив положительный ответ, Лин одарила охранников глуповатой, довольной улыбкой.
В общей комнате отдыха она появилась первой, вскоре к ней присоединились Мусса и Эмир. Они ничего не спросили у нее о Натане – потомку Дункана Уолпола не хватило малого, чтобы убить Линча, поэтому он долго еще будет лишен комнаты отдыха.
Но у них был план на этот случай.
Шао Цзюнь присутствовала в голове Лин едва уловимым шепотом, но, как только Лин начинала танцевать с лентами, связь с ее предком усиливалась. Доктор София Риккин сказала, что Лин, к сожалению, пришлось ввести болезненную дозу эпидуральной анестезии, чтобы рука «Анимуса» могла обеспечить ей ту же скорость в танце, которой обладала ее предок.
«Это называется нейромышечной координацией, иными словами – мышечной памятью», – объяснила доктор Риккин. И Лин обнаружила, что это очень полезная вещь.
Шао Цзюнь родилась рабыней, ее готовили в наложницы императора Чжэндэ, и она стала его фавориткой еще в юном возрасте, но исключительно благодаря танцам, акробатическим представлениям и шпионским навыкам. После смерти императора Шао Цзюнь, умевшая выведывать тайны, узнала о существовании ассасинов… и о том, что истинная власть в Китае принадлежит тамплиерам – группе честолюбивых евнухов, называвших себя «Восемь тигров».
Лин сжала в руке плотные красные ленты, прикрепленные к картонным трубкам от бумажных полотенец, – только они здесь считались «безопасными». Это не имело значения. У нее не было цзяня
[15] и не было возможности сделать уникальное оружие Шао Цзюнь – клинок, скрытый в ботинке. И разумеется, после покушения ей не разрешат взять в руки ничего, что можно было бы использовать как метательные иглы – еще одно оружие Шао Цзюнь.
Но у нее оставалось ее тело. И этого достаточно.
Лин вышла в центр общей комнаты и начала танцевать. Сильная и гибкая от рождения, она быстро освоила танец с лентами, появившийся в Китае во времена династии Тан. Ее учителем была Шао Цзюнь, настоящий мастер.
Лин принимала грациозные позы, кружилась вихрем, изгибалась, выбрасывала в прыжке ноги, и красные ленты живыми потоками крови текли за ней, восхитительными узорами обвивались вокруг ее тела. Своим танцем она достигала двух целей: устанавливала связь со своим предком и… отвлекала внимание.
В отличие от Батиста и Уолпола, Шао Цзюнь ничем не запятнала своего честного имени. Она прожила долгую жизнь и стала Наставником ассасинов. Она никогда не переходила на сторону тамплиеров – ни ради денег, ни из страха.
