Смола – 0,1 кг
2 минимальных термометра в футляре – 0,21 кг
3 ртутных термометра в футляре – 0,14 кг
1 компас – 0,25 кг
1 алюминиевый компас – 0,24 кг
1 алюминиевая подзорная труба – 0,7 кг
Трава «sennegrees» – 0,2 кг
Мешок с патронами – 11,85 кг
Кожаная сумка с запасными принадлежностями для стрельбы, частями ружейных замков, запасными курками, пулями, порохом и т. д. – 1,4 кг
Кожаная сумка со стеклянной фляжкой, 1 ложкой и 5 карандашами – 0,30 кг
Мешок с мореходными таблицами, морским календарем, картами и т. д. – 1,1 кг
Жестяной ящик с дневниками, письмами, телеграммами, фотографиями, журналами наблюдений и другими материалами с «Фрама» – 1,65 кг
1 крышка для отверстия в палубе каяка – 0,23 кг
Пшеничные сухари – 13,5 кг
1 мешок с «мясным» шоколадом – 8,0 кг
1 мешок с сушеным бульоном – 3,0 кг
1 мешок с какао – 3,35 кг
1 мешок с рыбной мукой – 1,7 кг
1 мешок с пшеничной мукой – 0,9 кг
1 мешок с шоколадом – 2,9 кг
1 мешок с овсяной мукой – 2,0 кг
1 мешок со сладкой мукой (vril-food) – 2,0 кг
Под каяком были сложены:
Мешок с овсяной мукой – 132 кг
Мешок пеммикана – 523 кг
Мешок ливерного паштета – 508 кг
Вес нарты с креплениями и – 2 лыжами. около – 35,0 кг
Колесо для измерения пройденного расстояния. – 1,07 кг
Итого около – 262 кг
К этому можно прибавить перечень наших собак:
Квик – 35,7 кг
Фрейя – 22,7 кг
Барбара (Варвара) – 22,5 кг
Сугген (Великан) – 28,0 кг
Флинт (Кремень) – 27,0 кг
Баррабас – 28,0 кг
Гулен (Желтыш) – 27,5 кг
Харен (Заяц) – 27,9 кг
Барнет (Детеныш) – 17,7 кг
Султан – 31,0 кг
Клапперсланген (Гремучая змея) – 27,0 кг
Блок – 26,0 кг
Бьелки – 17,3 кг
Шёлигет – 18,0 кг
Катта (Кот) – 20,7 кг
Наррифас – 21,0 кг
Ливьегерен (Страстный охотник) – 17,5 кг
Потифар – 26,0 кг
Стурревен (Лисица) – 31,8 кг
Исбьёрн (Белый медведь) – 28,0 кг
Лиллеревен (Лисичка) – 26,7 кг
Квинфолькет – 26,0 кг
Перпетуум – 28,6 кг
Баро – 27,0 кг
Руссен – 26,5 кг
Кайфас – 31,5 кг
Уленька – 26,0 кг
Пан – 29,5 кг
Глава вторая. На Север!
В полдень 14 марта 1895 года мы наконец покинули «Фрам». Нас проводили громовым салютом. В третий раз обменялись мы прощальными приветствиями и взаимными пожеланиями успеха и счастья. Несколько товарищей опять пошли нас провожать. Но Свердруп скоро повернул назад, чтобы поспеть на судно к обеду. Мы простились с ним на верхушке ледяного тороса, с которого виден был оставшийся позади «Фрам».
Живо помню, как я стоял и смотрел вслед Свердрупу, а он быстро и легко скользил на лыжах обратно к судну. Мне почти хотелось догнать его и снова очутиться в нашей уютной кают-компании. Слишком хорошо знал я, что впереди нас ждет жизнь, полная тяжелого труда и лишений, и что много времени пройдет прежде, чем нам снова доведется поесть и отдохнуть под гостеприимным кровом. И все же тогда никто из нас не подозревал, как долог будет в действительности этот срок. Мы думали, что либо наше путешествие удастся и мы вернемся домой в тот же год, либо оно вообще не состоится…
Вскоре после того как нас покинул Свердруп, вынужден был повернуть назад и Мугста. Он собирался пробыть с нами до следующего дня, но его тяжелые штаны из волчьего меха, по его словам, «насквозь промокли от пота», и ему пришлось поторопиться назад на корабль, чтобы просушить их перед теплой печкой. Итак, остались с нами только Скотт-Хансен, Хенриксен и Петтерсен. Они шли с грузом за плечами, обливаясь потом и едва поспевая за нами по ровному льду; собаки бежали резво.
Но как только на пути встречались бугры или торосы, приходилось останавливаться и сообща выручать сани. В одном месте мы попали на такой тяжелый лед, что довольно долго пришлось волочить сани вместе с собаками. Когда, наконец, после многих усилий, миновали это место, Педер покачал задумчиво головой и сказал Иохансену, что, видимо, еще не раз придется нам встретить такие препятствия и немало придется потрудиться, пока мы съедим столько провизии, чтобы облегчить нарты и без затруднения перетаскивать их через торосы.
Скоро мы опять попали в полосу трудно проходимого льда, и Педер все сильнее и сильнее стал беспокоиться за наше будущее. К вечеру, однако, путь стал более ровным и мы пошли вперед быстрее.
В 6 часов остановились на ночевку. Наш одометр показал, что мы прошли добрые 1,5 мили
[265]. Для первого дня неплохо.
В палатке, которая прекрасно вместила всех пятерых, мы приятно провели вечер. Петтерсен, порядочно уставший в пути и отлично согревшийся на ходу, за время, пока привязывали и кормили собак и разбивали палатку, продрог и промерз; но он нашел свою участь более сносной, когда забрался внутрь палатки в теплой одежде из волчьего меха и уселся перед дымящейся чашкой шоколада, с большим куском масла в одной руке и сухарем в другой. «Теперь я чувствую себя настоящим принцем!» – воскликнул он, начиная свой долго не смолкавший разговор и восторгаясь тем, что он сидит на самом деле в палатке среди Полярного моря.
Бедняга очень упрашивал нас взять его с собой в это путешествие, уверяя, что будет отлично стряпать и нести какие угодно обязанности, что пригодится нам для разных дел и как кузнец, и как жестянщик и что вообще будет приятнее жить втроем. Но я вынужден был отказать. Я сказал, что не могу взять с собой больше одного товарища, и это на несколько дней повергло его в глубокое горе. Потом он утешился тем, что прошел вместе с нами некоторую часть пути. А не остался он в этом большом пустынном море, потому что, как он выразился, «с немногими ведь это случалось раньше».
У товарищей не было с собой спальных мешков, поэтому они сложили для себя низенькую и уютную снеговую хижинку, и в волчьих костюмах не так уж плохо провели там ночь. На следующее утро я проснулся рано, но, выбравшись из палатки, увидал, что нашлась еще более ранняя птичка – Петтерсен. Он прогуливался взад и вперед, видимо, для того, чтобы согреться. Ну, теперь и у него есть опыт, заявил он. Раньше он никогда не поверил бы, что можно хорошо спать на снегу; теперь видит, что действительно, это не так уж плохо. Ему не хотелось сознаться, что он просто замерз и потому-то и вскочил так рано.
