В зале было холодно, и меня пробирала дрожь. Но на столе уже дымилось горячее жаркое – превосходный жирный гусь!.. До чего я обрадовался, увидав это блюдо! Стали собираться гости; я видел в окно, как они шли по занесенному снегом двору, и только собрался пойти им навстречу, как провалился в глубокий сугроб. Как же так – посреди зала снег?! Хозяин добродушно расхохотался… и я проснулся, дрожа от холода в спальном мешке на далеком севере среди плавучих льдов.
Каким несчастным почувствовал я себя в эту минуту! Мы поднялись, молча снарядили нарты и тронулись. Двигались вперед беспрерывно часов до четырех пополудни. Все вокруг казалось бесконечно мрачным и неприветливым. Нескоро отделался я от неприятного чувства разочарования, что мне так и не пришлось отведать обед. Чего бы я ни дал, чтобы хоть часок провести в том зале, как холоден он ни был! Все равно здесь ветер пронизывает тебя насквозь, до костей.
Между тем становилось все труднее преодолевать гряды торосов и замерзшие полыньи со взломанным по обеим их сторонам льдом. Трудно, черт побери, пробираться по этим нагромождениям и находить проход между ними. Лыжами пользоваться нельзя; слишком мало снега между льдинами, надвинутыми друг на друга.
В воздухе висит туман, и ничего разобрать невозможно – все вокруг одинаково бело. Неровности, впадины и промежутки между отдельными глыбами льда – все сливается под предательски тонким слоем снега; на каждом шагу проваливаешься в трещины и ямы и радуешься тому, что не переломал себе ноги. В поисках пути надо уходить далеко вперед то в одном, то в другом направлении, а когда наконец проход найден, возвращаться назад, чтобы тащить нарты.
Таким образом, мы вынуждены проходить по много раз один и тот же путь. Вчера, когда остановились, я уже совсем выбился из сил. Хуже всего то, что, быстро передвигаясь, мы забыли завести часы Иохансена; заметили это только раскинув лагерь. Мои часы, когда я достал их, чтобы завести, к счастью, еще тикали: надеюсь, что они не отстают. В полдень температура –31,5 °С. Погода ясная, юго-восточный ветер скоростью 4 м/сек. Лед становится хуже и хуже, и я начинаю раздумывать: стоит ли идти дальше на север?»
«Среда, 3 апреля. Вчера снялись с ночлега около 3-х часов дня. Поверхность льда была превосходной, походу благоприятствовал юго-восточный ветер, который держался до конца дня. Лед довольно легко проходим. Мы хорошо подвигались вперед. Но после нескольких хороших полей старого бугристого льда опять начались неровные пространства, а потом пошли полыньи и ледяные хребты, как обыкновенно.
В полночь путь преградили торосы и недавно замерзшая полынья, на которой лед был так тонок, что по нему нельзя было идти. Чтобы пробраться вперед, предстояло сделать большой обход, и потому решили остановиться. Убили Руссена (вторую собаку) и разделили на двадцать шесть порций; однако восемь собак не стали его есть, и им пришлось дать пеммикана. Лед впереди, по-видимому, не сулит ничего утешительного. Эти торосы способны привести в отчаяние, и нет никакой надежды, что лед когда-нибудь станет лучше. В полдень я вышел сделать меридиональное наблюдение; оно показало, что мы находимся под 85°59' северной широты. Поразительно! Неужели не дальше? Мы напрягаем, кажется, все силы, а расстояние до полюса не уменьшается.
Я всерьез начинаю сомневаться, что нам удастся сколько-нибудь значительно продвинуться на север. Расстояние до Земли Франца-Иосифа втрое больше того, которое осталось позади. А какой лед в том направлении? Едва ли мы можем рассчитывать, что он лучше и что, следовательно, наше продвижение туда окажется более успешным. К тому же надо принять во внимание, что очертания и протяжение этой земли нам неизвестны и возможны всякие задержки, не говоря уже о том, что мы можем не так уж скоро встретить дичь. Я давно уже понял, что по такому льду с нашими собаками самого полюса не достигнуть и даже не приблизиться к нему. Если бы у нас их было побольше!
Чего бы я сейчас не дал за собак, которые ждали нас в Оленеке. Придется повернуть назад – днем раньше или днем позже. Но не с большей ли пользой мы употребим время на Земле Франца-Иосифа, чем блуждая по этому плавучему льду? Мы имели полную возможность его хорошо изучить, и у самого полюса он вряд ли иной, чем здесь. Мы не можем надеяться пройти сколько-нибудь значительное расстояние прежде, чем время заставит нас повернуть назад. Нет, несомненно, нам нечего ждать дольше.
В 12 часов дня: –29,4 °С; ясная погода, восточный ветер, скорость 1 м/сек; в полночь –34,4 °С; тихо и ясно.
Меня все больше и больше занимала загадка: почему мы не подвигаемся к северу? На ходу я не переставал высчитывать и прикидывать в уме пройденное за прошедшие дни расстояние; но, сколько ни старался, приходил к одному и тому же выводу: если предположить, что лед неподвижен, мы должны были бы находиться дальше 86° северной широты. Вскоре для меня стало ясно, что лед движется к югу и что этот капризный, прихотливый дрейф, зависящий от ветров и течений, и есть самый злейший наш враг
[274]»..
«Пятница, 5 апреля. Вчера наш поход начался в три часа утра. Лед по-прежнему скверный, с тяжелыми барьерами и полыньями. Полыньи с неровным льдом, запорошенные снегом, представляют наихудшее препятствие. Идешь словно по бесконечным моренам. Каждая такая полынья отнимает невероятно много времени: сначала, чтобы найти какой-нибудь переход, потом, чтобы перебраться через торосы со всеми пожитками. А в довершение всего провалишься еще в воду, как, например, я вчера два раза.
Но если мне трудно пролагать дорогу и перетаскивать одну нарту, то Иохансену труднее: на его попечении двое нарт. Нарты тяжело поднимать даже на небольшие неровности и бугры, не говоря уже о торосах. Но в этом парне добрая закваска, он не сдается. Третьего дня он опять обеими ногами ушел по колено в полынью. Я бежал впереди на лыжах и не заметил, что лед ненадежен.
Иохансен следовал за мной без лыж, рядом с санями, и вдруг лед подался под ним, и он провалился. К счастью, он ухватился за нарты, и собаки, продолжавшие бежать вперед, вытащили его. Такое купание теперь тем менее приятно, что нет никакой возможности ни высушить, ни переменить одежду, надеть на себя что-нибудь сухое, и приходится шагать в ледяном панцире, пока он не высохнет на теле, а этого ждать при таком морозе приходится довольно долго.
Вчера утром произвел наблюдение долготы и магнитного склонения, и сегодня утро провел в спальном мешке за вычислениями, чтобы с полной точностью установить, на какой широте мы находимся. Оказалось, что вчера наша широта была 86°2,8́. Слишком малый результат для таких невероятных трудов. Но что делать, если лед движется в другую сторону? Да и от собак нельзя требовать большего; несчастные животные и так делают все, что могут. Не перестаю вздыхать о собаках с Оленека. Долгота вчера была 98°47'15˝; склонение 44,4°.
