Между берегом и нами по направлению к востоку виднелось много островков и мысов, словно впаянных в сплоченный лед. Мы шли все утро вдоль кромки припая, стало быть «вдоль берега», против сильного течения. Пути этому, казалось, не будет конца. Расхождение со всеми известными нам картами становилось все более очевидным и наводило на серьезные размышления. Мы должны были давным-давно находиться севернее самого северного из островов, указанных Норденшельдом
[145]. Записи за этот день указывают на сомнения, какие тогда терзали меня.
«Зашли черт знает как далеко на север, идя вдоль этих островов или земли, что ли. Если это все острова, то они довольно велики. Часто они походят на сплошную землю с фьордами и мысами; но погода слишком пасмурна, чтобы можно было хорошо рассмотреть. Не идем ли мы сейчас вдоль острова Таймыра, обозначенного на русских картах или, вернее, на карте Лаптева? И действительно ли он отделен от материка широким проливом, как указывал Лаптев? Не есть ли Таймыр, отмеченный Норденшельдом, далеко выступающий в море мыс, открытый Лаптевым?
В таком случае все отлично совпадает. Наши наблюдения полностью согласуются с картой Лаптева. Норденшельд, может быть, нашел новый пролив и принял его за Таймырский? Быть может, Норденшельд видел острова Альмквиста, не предполагая, что остров Таймыр лежит мористее? Все это весьма правдоподобно. Но серьезная загвоздка в том, что русские карты не указывают никаких островов вокруг острова Таймыр. А ведь немыслимо во время санных поездок вокруг Таймыра не заметить этих рассеянных повсюду островков
[146].
После обеда засорилась водомерная трубка машинного котла. Пришлось застопорить машину и пришвартоваться к кромке льдов, чтобы заняться прочисткой. Мы использовали остановку для пополнения запаса питьевой воды. На льду нашли небольшую лужу талой воды, на первый взгляд настолько мелкую, что не стоило как будто и черпать из нее, – все равно воды не хватит. Но она, очевидно, имела «внутреннее» сообщение с другими пресноводными озерками на льдах, так как, к немалому нашему удивлению, сколько мы из нее ни черпали, она не иссякала.
Вечером направились вглубь бухты, которая вдавалась в лед и доходила до самого северного из островов, бывших у нас в виду. Бухта эта оказалась тупиком. Дальше прохода не было. Торосистый дрейфующий лед сливался с береговым припаем. Различили острова еще дальше на северо-восток. А судя по отблеску на небе, можно было предположить, что в том же направлении находится и чистая вода; на севере лед был довольно сплоченным, тогда как на западе тоже тянулась, насколько можно было видеть из бочки, полоса чистой воды. Я был в нерешительности; что же делать?
Разводье заходило еще немного за северную оконечность ближайшего острова, но дальше на восток лежал сплоченный лед. Пожалуй, могло удаться проложить путь через него, но столько же шансов было и застрять в нем. Благоразумнее казалось вернуться и попытаться еще раз пройти между островами и материком, хотя, впрочем, я далеко не был уверен, что Свердруп действительно утром видел материк».
«Вторник, 29 августа. По-прежнему плохая погода. На обратном пути обнаружили еще новые острова. А с «возвышенным материком» Свердрупа дело вышло плохо, – он оказался островом, и даже довольно «низменным». Удивительно, что только не померещится человеку в тумане. Невольно вспомнился случай с нашим лоцманом в проливе Дробак в Норвегии. Неожиданно прямо перед носом «Фрама» выросла большая земля, лоцман скомандовал: «Полный ход назад!». Затем все же стали осторожно приближаться: и что ж – «земля» оказалась половинкой плывшего по воде черпака.
Пройдя мимо бесчисленных островов и островков, попали в открытую воду, простирающуюся вдоль острова Таймыра, и при тихой безветренной погоде пошли под парами по проливу на северо-восток. Часов в шесть вечера я из бочки увидел впереди сплоченный лед, преградивший нам дальнейшее продвижение. Лед тянулся от острова Таймыра до самых дальних островов впереди. На льду виднелись в большом числе морские зайцы (Phoca barbata) и, кроме того, моржи.
Взяли курс прямо к кромке льда, собираясь пристать к ней. Но «Фрам» попал в зону «мертвой воды»
[147] и, несмотря на форсированную работу машины, почти не двигался с места. Я предпочел пойти вперед в шлюпке на веслах, чтобы пострелять тюленей. Тем временем «Фрам» очень медленно добрался-таки до кромки льда, при полном по-прежнему давлении пара в машине».
Пробиваться дальше в этот момент нечего было и думать. От Таймырского моря
[148], по всей вероятности свободного ото льдов, нас, по-видимому, отделяла какая-нибудь пара морских миль. Но пробиться сквозь этот лед было немыслимо – слишком он был сплочен, нигде ни намека на проход. И здесь, где Норденшельд во время своей знаменитой экспедиции на «Веге» прошел 18 августа 1878 года, не встретив и следа льдов
[149], нашим надеждам, пожалуй, предстояло крушение – по крайней мере, на этот год.
На таяние льда нечего было рассчитывать теперь, когда уже надвигалась зима. Единственное, что могло нас спасти, это изрядный юго-западный шторм. Была и еще одна слабая надежда, что, может быть, Таймырский пролив Норденшельда подальше к югу окажется открытым и «Фраму» удастся как-нибудь протиснуться через него, хотя у Норденшельда и сказано определенно, что «пролив слишком мелок для крупного судна».
