Присмотра аппарат не требует, его можно предоставить самому себе, и через 20–30 минут вода закипает. Что может быть проще и удобнее? Но, конечно, и у нас на «Фраме», как во всяком обществе, реформы вводятся с трудом; все новшества встречаются косыми взглядами».
Несколько позже о том же аппарате я писал: «Топка «черным» маслом в камбузе вошла в привычку; позавчера произошло переселение кока из навигационной рубки вниз
[220], и вчера уже началась там внизу топка «черным» маслом. Дело идет отлично, ветер скоростью в 1 метр обеспечивает превосходную тягу.
Позавчера я сидел после обеда в кают-компании и вдруг услышал глухой треск в камбузе – как будто от взрыва. Я так и сказал товарищам. Немного спустя в дверь просунулась голова Петтерсена
[221]. Он был черен, как трубочист, все лицо в саже. По его словам, он едва приоткрыл дверцу топки – взглянуть, хорошо ли горит огонь, и вся эта чертовщина ударила ему прямо в лицо. Рассказывая, он, конечно, не скупился на проклятия, и крепкие словечки сыпались из него, как горох из мешка.
Мы хохотали до упаду. В камбузе не трудно было понять, что произошло: стены были разукрашены потеками и мазками сажи. Происшествие объяснялось довольно просто: тяга была недостаточна, скопился газ, который не мог загореться до тех пор, пока Петтерсен, отворивший дверцу, не открыл тем самым доступ воздуху. Тогда и ахнул взрыв.
Вечером я сказал Петтерсену, что на следующий день буду варить сам, так как нам надо по-настоящему пустить в ход черное масло. Но он об этом и слышать не хотел. Неужто я думаю, что он трусит всякого пустяка, он справится сам… И действительно справился».
С этого дня я слышал лишь похвалы новому аппарату, и он был в ходу все время, вплоть до выхода «Фрама» в открытое, свободное ото льда, море.
«Четверг, 6 сентября, 81°13,7́ северной широты. Неужели сегодня пять лет, как я женат? В прошлом году этот день был днем победы; разорвались ледяные оковы у острова Таймыр. А в этом году нет и намека на победу; мы зашли на север совсем не так далеко, как я ожидал; опять дует норд-вест, и нас несет на юг. Но все же будущее не кажется мне таким далеким и мрачным, как бывало порой. Где-то мы будем 6 сентября будущего года? Быть может, тогда раздадутся все оковы и я буду сидеть с ней вместе, разговаривая об этой жизни на дальнем Севере и о бесконечной тоске моей, как о чем-то давно минувшем, что было когда-то и никогда больше не повторится?
Долгая ночь будет тогда побеждена; зардеет утро, займется новый прекрасный день. А почему бы этому уже в будущем году не случиться? Почему бы зиме не продвинуть «Фрам» к западу, куда-нибудь севернее Земли Франца-Иосифа?.. Тогда придет мой черед действовать – я тронусь с собаками и санями в путь на север. При одной мысли об этом сердце трепещет от радости. Зиму я проведу в приготовлениях к санной экспедиции, и время пройдет быстро.
Все последнее время я много занимаюсь подготовкой к походу. Обдумываю, что надо с собой взять, как все организовать; чем больше рассматриваешь это предприятие с разных точек зрения, тем больше приходишь к убеждению, что оно должно увенчаться успехом, при условии, если «Фрам» продвинется достаточно далеко на север в подходящее время года, т. е. не слишком поздней весной. Если он доберется до 84-й или 85-й параллели, я тронусь в путь в конце февраля или в начале марта, когда после долгой зимней ночи забрезжит день. И тогда все пойдет как по маслу. Еще каких-нибудь четыре или пять месяцев, и настанет время действовать. Какая радость!
Когда я смотрю теперь на лед, каждый мускул во мне дрожит от страстного стремления пуститься по этому льду, чтобы выполнить великую задачу. На пути к цели трудности и лишения будут для меня радостью. Со стороны может показаться, пожалуй, сумасбродством, что я намереваюсь отправиться в такую экспедицию, когда и тут, спокойно оставаясь на судне, можно проделать большую и важную работу. Но ведь Северный полюс – цель, к которой давно стремятся люди. Если мы не сделаем попытки теперь, когда зашли на север так далеко, то, быть может, опять пройдет много лет до нового удобного случая. А ежедневные наблюдения на судне и без меня пойдут своим чередом, да и на Севере тоже найдется, что делать.
Я отпраздновал сегодняшний день тем, что перевел свою рабочую каюту на зимнее положение; поставил в рубке керосиновую печку и думаю, что она даст и в разгаре зимы достаточно тепла; тем более, что я намерен обнести рубку снаружи снеговыми стенами, а крышу покрыть толстым слоем снега, Я смогу сделать по крайней мере вдвое больше, работая зимой здесь, наверху, в спокойной обстановке, чем среди постоянного шума и возни там, внизу. На душе у меня сейчас удивительно мирно и спокойно, и мысли текут без помех».
«Воскресенье, 9 сентября. 81°04' северной широты. Уже несколько дней мы не видим полуночного солнца. Теперь оно садится все ниже на северо-западе. Сегодня солнце закатилось в 10 часов вечера и отблеск его еще остался на вечной белизне снегов. Зима надвигается быстро.
Снова мирное воскресенье – прогулка, отдых за чтением. Сегодня ходил на лыжах, перешел через несколько замерзших полыней; кое-где начинается легкое давление льда. Наконец путь преградило широкое открытое разводье, простиравшееся с севера на юг; местами оно достигало 250–300 метров ширины, а в длину – его конца не видно ни к северу, ни к югу. Лыжный путь хорош, идешь по нему быстро и совершенно не утомляешься, ветер будто сам тебя подгоняет.
Бесспорно, жизнь наша очень монотонна. Порою она представляется мне долгой и темной ночью, которую как бы надвое разделяют «сумерки богов»… «Вот солнце, а вместе с ним и лето померкли. Снег покрывает землю, ветер свистит над бесконечной снежной равниной, и зима воцарится на долгие годы, пока не придет, наконец, пора великой битвы и люди не пойдут по тропам Хель». Это будет тяжкое единоборство между жизнью и смертью, но затем настанет покой. Снова из моря «встанет зеленая земля, с гор зашумят водопады, и воспарят над ними орлы, высматривающие рыбу между скалами», а там поднимется Валхалла
[222], «прекраснее солнца», и настанут на долгие времена счастливые дни.
Петтерсен, на этой неделе исполняющий обязанности кока, пришел ко мне, по обыкновению, вечером, для составления меню на завтра. Покончив это дело, он не ушел сразу, постоял и потом вдруг сказал, что сегодня ночью ему приснился удивительный сон: он хотел наняться ко мне поваром в новую экспедицию, но «доктор Нансен не пожелал меня взять».
