Мы лично видели два больших тибетских монастыря: один в северо-восточном углу Тибета – монастырь Лавран с гэгэном Джаяни-Джапасын. Стоит он в горах, высоко, где уже и хлеб не родится, и деревья не растут, но горы вокруг пологие, поросшие хорошей травой; жителей, деревень кругом не было видно далеко. И вот в таком-то пустынном и неприветном месте нашли мы монастырь, точно городок какой-нибудь, чистый, красивый, с двухэтажными каменными зданиями, с высокими храмами, на кровлях которых блестят золотые вазы с молитвами, по буддийскому обычаю, и над входами – изображения ланей и колеса: эти изображения тоже всегда золотят, и они далеко виднеются над плоскими кровлями храмов. Самые храмы выбелены, а нижние их этажи окрашены в красный и черный цвет. Улицы монастыря местами мощены плитами или просто чисто выметены.
Жили мы в этом монастыре недолго. Некоторые из нас ходили на поклонение гэгэну. Зала, в которой он принимал, была сверху донизу разрисована – и потолок и стены, и убрана всякими вазами, фонарями и этажерками. Гэгэн сидел на троне на семи атласных желтых подушках; на нем была желтая атласная мантия и шапка в роде короны, расширяющаяся сильно кверху. После земного поклона, который делали перед ним, он благословлял пришедших, прикасаясь к голове молитвенником, некоторым повязал на шею маленькие кусочки белой материи.
Кругом монастыря ограды никакой не было, только во всю длину его тянулся навес, и под этой кровлей стоял длинный ряд молитвенных мельниц. Это были огромные, чуть не саженной вышины, барабаны, вертящиеся на своей оси; снаружи они раскрашены и на них написаны молитвы; внутри барабанов тоже были свитки с молитвами. Богомольцы, идущие в монастырь, идут вдоль всего навеса и руками толкают каждый барабан; он вертится, и буддисты думают, что это заменяет чтение молитв, что в воздухе как будто проносятся те сотни молитв, которые заключены в барабанах. Во всем Тибете везде устраиваются такие молитвенные столбы, как в монастырях, так и в частных домах. Часто мельницы эти ставятся над ручьями, чтобы их водой вертело, или над воротами домов, где ветер их вертит; наконец, маленькие мельницы устраивают над очагом, где сильная тяга воздуха.
В руках тибетских стариков и старух также часто видишь маленькие ручные мельницы, которые они стараются вертеть безостановочно, даже и тогда, когда заняты чем-нибудь по хозяйству. Если мельницы нет в руках, тогда набожный тибетец старается читать молитву, но последнее, конечно, несколько труднее, чем вертеть ручную меленку, и потому все под старость обзаводятся ими.
Другой тибетский монастырь, который мы видели, был Гумбум. Он находится в провинции Амдо, в той ее части, которая подчинена китайцам. Монастырь лежит на север от большого озера Кукунор и в 25 верстах от китайского города Синин, где сосредоточено управление тангутами. Местность, где расположен монастырь, высокая, холмистая; вокруг монастыря ни деревьев, ни пашен нет, но в домиках по рекам тангуты сеют скороспелый ячмень. Когда подъезжаешь к монастырю, издали он похож на наши южные уездные города: ни ограды вокруг, ни колоколен, как в наших монастырях, здесь нет; по склонам холмов рассыпана сотня-другая мазанок, сложенных из кирпича и выбеленных, кругом домов такие же глиняные выбеленные ограды. Постройки разделяются оврагом с крутыми красными обрывами; в глубине оврага течет речка; через нее перекинуты плохенькие мостики.
Когда же мы въехали в самый монастырь, то увидали, что в Гумбуме есть не одни только мазанки. Прежде всего, при въезде стоит восемь субурганов, т. е. восемь небольших, особой постройки, башенок которые буддисты ставят в память своих святых или над какой-нибудь своей святыней; они бывают весьма различны: одни небольшие, как наши надгробные памятники, другие – как наши церкви; в больших субурганах внутри устраиваются помещения для статуй богов, а маленькие стоят пустые. Дальше по сторонам дороги мы увидали несколько больших храмов; одни из них были тибетской архитектуры: расширенные книзу, окрашенные в белую, красную и черную краску (низ здания – черный, затем – красная полоса и, наконец, главная часть постройки – белая), с плоской кровлей, обнесенной кругом решеткой.
Спереди, над входом в храмы, выставлены золоченые изображения колеса и двух ланей, а по углам – золоченые вазы, наполненные молитвами. Другие храмы, напротив, были с выгнутыми китайскими кровлями, поднимавшимися одна над другой кверху и блиставшими сплошной позолотой. Вокруг храмов тянулись длинные казенные здания в два этажа; окон в некоторых было до двадцати. Остальные дома лам были в один этаж и построены отдельными двориками. С улицы во двор ведет обыкновенно калитка, внутри – небольшой двор, со всех сторон обставленный жильем, кругом – галерея на деревянных столбах, на галерею выходят двери и окна комнат. На таком дворике помещаются обыкновенно несколько лам, занимая отдельные кельи, но богатые занимают иногда весь дом, имея около себя только прислугу.
Внутри некоторые кельи обиты по глиняным стенкам досками и по дереву разрисованы. Окна разделаны решетками и заклеены, по китайскому обычаю, бумагой. Печей, как у нас в домах, нет, а лишь с заднего двора наделаны печурки под полом, – их подтапливают конским навозом, который огнем не горит, а лишь тлеет и нагревает глиняную лежанку, на которой в таких домах сидят обыкновенно с ногами и которая занимает большую половину комнаты; но тепла в комнате от такого отопления мало, и потому ламы предпочитают сидеть на галереях и на кровлях своих домов, где их пригревает солнышко. Для стряпни в одной из келий устраивается очаг.
В Гумбуме лам насчитывается до четырех тысяч. Они так же разделяются на четыре разряда, как и в других тибетских монастырях. Одни занимаются церковными службами и, по просьбе приходящих мирян, гадают о счастливых или несчастных днях, из них же набираются различные монастырские работники; другой разряд составляют ламы, изучающие священное писание; третий разряд – медики; ламы четвертого, высшего, разряда изучают особые, недоступные для изучения других, книги; они обязаны соблюдать более строгие обеты, молиться известное время днем и вставать на молитву ночью; одеяние их несколько иное, чем у других монахов, – это нечто вроде наших схимников.
Из разряда изучающих писание обыкновенно выбираются все монастырские власти; этот разряд – самый многочисленный в Гумбуме и самый влиятельный.
Делами монастыря заведует совет из выборных монахов; они через особых, назначенных для того лиц собирают пожертвования с окрестных жителей, отдают в аренду монастырские земли, заводят иногда особые монастырские лавки, где монахи могут покупать необходимые для них товары, вообще заведуют монастырским хозяйством, и, надо отдать честь тангутам, – вести хозяйство они умеют.
Духовными делами Гумбума заведует особый настоятель. Он избирается, обыкновенно, из лиц богатых, чтобы мог на свои средства поддерживать обширные знакомства, делать приемы китайских властей и тому подобные расходы. Для присмотра за порядком и за поведением молодых лам назначается особый монах, которому принадлежит право наказывать молодых лам за маловажные проступки, за важные судит совет и приговаривает или к телесному наказанию, или к тюрьме, а в более важных случаях – к позорному изгнанию из монастыря. В знак своей власти этот монах, называемый Гебкуй, носит в своих руках деревянную четырехгранную палку, довольно почтенных размеров. Для присмотра за порядком у него есть помощники; каждому из них поручено наблюдать за известным числом келий.
