Декабрь
3-го. Так как его высочество провел ночь не совсем хорошо и потому долго проспал, а потом был чем-то занят, то проповедь началась не прежде исхода второго часа, и мы только в 4 часа сели обедать. В этот день посланник Штамке угощал иностранных министров и некоторых из наших придворных. Вечером его высочество ездил на ассамблею к князю Меншикову, но император и императрица уже уехали оттуда до его прибытия. Когда герцог приехал, гости только что собрались осматривать золотой туалет и серебряный сервиз, выписанные из Англии для принцессы Анны и недавно здесь полученные. Оба, говорят, необыкновенно хороши и великолепны.
<…>
11-го, около полудня, я получил наконец лошадей, приготовил все к отъезду и затем, приняв из придворной кассы его высочества 75 рублей на прогоны и из императорского приказа или канцелярии 27 рублей 36 копеек на фураж отсюда до Новгорода (потому что до этого города нельзя получать его без платы), отправился в час пополудни с своими людьми и лошадьми в путь и в тот же день проехал 25 верст. Еще не доезжая до первой станции, я встретил на дороге обеих императорских принцесс со всею их свитою, довольно многочисленною. Они вскоре после меня оставили С.-Петербург и ехали в сопровождении тайного советника Толстого. Моя свита состояла со мною из 8 человек, но кроме того с нами были большая карета его высочества, недавно привезенная из Берлина, и 5 небольших саней, из которых одни служили мне дорожным экипажем. С половины дороги я послал солдата вперед для заготовления квартиры, что он и исполнил как нельзя лучше; все нужные распоряжения насчет фуража были сделаны им с необыкновенной поспешностью, несмотря на то что мы поздно прибыли на место. Я велел одному из конюхов спать в конюшне при лошадях и иметь там всю ночь засвеченный фонарь; поставил также крестьянина караулить карету и прочие вещи, приказав ему в то же время смотреть, чтобы никто из ямщиков не уводил своих лошадей: они хотя и получают известную плату, однако ж до того измучены усиленною ездою, что охотно оставляют уже заработанные ими деньги и возвращаются домой.
1722
Январь
27-го. После обеда приехал г. Кампредон в глубочайшем трауре и передал его королевскому высочеству два письма, в которых извещалось о смерти матери регента Франции. По этому случаю траур при императорском дворе будет наложен уже завтра, а при нашем послезавтра. После 5 часов его королевское высочество с Измайловым и со всею своею свитою в величайшем параде отправился в Старо-Преображенское, где назначено было праздновать день рождения старшей императорской принцессы Анны. Мы нашли там императрицу, герцогиню Мекленбургскую, сестру ее – принцессу Прасковию и всех находящихся в Москва знатных дам, начиная с 10-летнего возраста, также множество мужчин. Все они уже заняты были танцами, продолжавшимися до 11 часов, когда приехал император, который перед тем пировал в нашей Слободе сперва у купца Конау, потом у молодого купца Мейера. Императрица в этот раз много говорила с его королевским высочеством, нашим герцогом, равно как и император, разговаривавший, впрочем, в продолжение короткого времени, проведенного им с нами, большей частью с приехавшим накануне из Франции послом Долгоруким. В то время как герцог в ожидании его величества прохаживался в передней, мы увидели там дочь несчастного Писарева, до того закутанную и убитую горестью, что ее почти нельзя было узнать. Она говорила с капитаном, который исправлял теперь должность обер-прокурора, и намеревалась, если будет удобный случай, пасть к ногам императрицы и просить за своего несчастного отца.
Портрет царицы в пожилом возрасте, одетой по новой европейской моде.
Художник И. Н. Никитин. 1720-е гг.
Царица Прасковья Федоровна (1664–1723) – русская царица, супруга царя Ивана V (с 1684 года), мать императрицы Анны Иоанновны
Между тем нам сообщили за верное, что у Шафирова уже вчера Брюс отобрал голубую ленту, а Мамонов шпагу; также что последний запечатал все шафировские и писаревские вещи и из первых уже несколько сундуков отвез в Преображенское. Прежде чем общество разошлось, полицеймейстер всем объявил, что послезавтра собранию назначено быть у его высочества, нашего герцога, и что гости обязаны явиться туда в черном платье. Обо всем этом мы ничего не знали до тех пор, пока г. Измайлов незадолго до означенной повестки не сказал его высочеству, что император приказал, чтоб ассамблея тотчас после него была у нас. Надобно было согласиться, несмотря на всю краткость срока.
29-го. Нам целое утро немало было хлопот, чтоб все привести при дворе в порядок. Мы в этот день облеклись в полутраур (т. е. надели черное исподнее платье), но при здешнем императорском дворе наложен был уже полный. В 2 часа пополудни к нам явился полицеймейстер, чтоб посмотреть, все ли готово и довольно ли у нас места для всех гостей. Он привел с собою 5 писарей, которые должны были записывать всякого, кто приедет, и расставил их в разных местах, где они каждого приезжавшего спрашивали, как его фамилия. В 3 часа начали уже съезжаться дамы и кавалеры. Всех дам собралось до 70-ти; но из них около 10 принуждены были уехать назад, потому что или по неведению, или за неимением траурного платья (вещи весьма здесь редкой) явились в пестрых нарядах. Бриллиантов, золота и серебра в этот день также никто не мог иметь на себе, кроме императрицы, почему некоторые дамы, не знавшие об этом, сняли уже у нас все свои украшения. Император приехал около 6 часов, а императрица в половине седьмого. Когда его высочество, думая, что приехала она, вышел навстречу государю, его величество начал смеяться и сказал: “Еу, dat is nit permittert” (э, это не позволяется) (действительно, это было против правила, потому что хозяин должен встречать и провожать только императрицу). Император тотчас по прибытии отправился в комнаты мужчин; однако ж потом ходил несколько раз и к дамам. В зале весь наш оркестр стоял наготове, но мы по причине траура не смели заставить его играть до тех пор, пока не последовало на то разрешения государя, который после нескольких концертов дозволил и танцы. Его королевское высочество открыл их польским с императрицею, причем вместе с ними танцевали также герцогиня и принцесса. Ее величество императрица оставалась на нашей ассамблее до 10 часов, но император, которой постоянно ходил взад и вперед то в комнате государыни, то в комнате мужчин, пробыл до половины двенадцатого. Как их величества, так и все прочие присутствовавшие были очень веселы, а его высочество и мы употребляли всевозможное старание, чтоб угодить нашим гостям, так что все шло как нельзя лучше. Дамам мы подавали чай, кофе, оржад, мед и сласти, а кавалеров угощали пивом и всякого рода винами, при чем они курили табак и играли в карты и шахматы. Так как император через полицейского майора (Роliceymajor) приказал дамам остаться еще с час после императрицы, то они очень охотно принялись снова за танцы, которые и продолжались таким образом до двенадцатого часа. Герцог [22] императрице, герцогине Мекленбургской и ее сестре, когда они приехали, поднес прекрасные букеты из натуральных цветов. Государь и государыня были чрезвычайно милостивы и добры с его высочеством; все прочие гости казались также очень веселыми и довольными, а потому он немало радовался, тем более еще, что все у нас шло необыкновенно порядочно и хорошо.
