— Послушай, я, может быть, не верю в то, во что веришь ты, Хэнни, и это, может быть, мой изъян, но, как бы там ни было, даже я вижу, что ты не растратил зря те возможности, которые были тебе предоставлены. Ты много значишь для людей. Ты принес им столько счастья. Матери, Родителю. Всем в церкви. Если кто-то и заслужил быть выпущенным из той тюрьмы, в которой все пребывали, так это ты, Хэнни. Не разбрасывайся этим теперь. Ты хороший человек.
— Если бы только Мать и Родитель были с нами.
— Я знаю.
— Мне просто жаль, что я не могу вспомнить больше.
— Не нужно тебе. Я помню все, как было. Я расскажу вместо тебя, если полиция придет к нам.
— Расскажешь?
— Конечно.
— Прости меня, братец, что я должен прибегать к твоей помощи, но я ничего не помню ясно.
— Ты доверяешь мне?
— Да, да, конечно, доверяю.
— Тогда тебе не нужно больше ни о чем тревожиться. — Слезы теперь текли по щекам Хэнни, и я обнял его: — Те вечера, когда я сидел около твоего дома, я не хотел пугать или беспокоить тебя. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я здесь.
— Извини.
— Я не болен.
— Нет, нет, теперь я это понимаю.
Джим снова стучал в дверь. Я услышал, как он кашляет и звенит ключами.
— Нам пора идти, — сказал я.
— Да, хорошо, — улыбнулся Хэнни.
— Если Джим что-то вбил себе в голову, от него не избавишься.
Хэнни посмотрел мне прямо в глаза:
— Спасибо тебе, братец.
— За что?
— За то, что присматриваешь за мной.
— Это то, что я всегда хотел делать, Хэнни.
— Прости, что я не позволял тебе.
— Теперь уже неважно.
Джим выпустил нас и запер за нами дверь.
— Ты на машине? — спросил я, когда на ступеньках мы надели шарфы и натянули перчатки.
— Нет, я не хотел в пробках стоять. Приехал на метро.
— Я тогда проеду с тобой часть пути.
Хэнни взглянул на меня:
— Почему бы нам не продолжить и заехать к нам домой?
— Ты уверен?
— Да, я уверен.
— А как же Кэролайн?
— Я поговорю с ней. Она поймет.
Снегопад прекратился, и уже стемнело. Небо освободилось от облаков, и на нем выступили яркие звезды. Все было белым, застывшим, на сугробах образовалась корочка льда. Дорожные знаки были засыпаны снегом, обозначения улиц заледенели. Хэнни спустился по ступенькам и нерешительно огляделся.
— Боюсь, я не знаю, где нахожусь, братец, — сказал он, взглянув на меня с улыбкой.
— Вот сюда, — улыбнулся я, взял его за руку и повел по дороге к метро.
* * *
Мы сидели друг напротив друга в поезде, мое лицо слабо отражалось в стекле рядом с лицом Хэнни. Трудно было найти более непохожих людей — у меня немного ввалились щеки за последние годы и поредели волосы на лбу, — но тем не менее мы были братья. Связанные задачей выживания.
Как говорил отец Бернард, есть только версии истины. И самые сильные, самые лучшие стратеги те, кто умеет этими версиями управлять.
Кто, по мнению полиции, выстрелил из винтовки? Хэнни? Пастор Смит? Немой мальчик, исцеленный Господом? Мой симпатичный брат среднего возраста, сидящий напротив меня, покачиваясь в такт поезду?
Полиция поверит тому, что я скажу. Что нас вообще не было рядом с «Фессалией». Мы бросились бежать к берегу, спотыкаясь и падая в тумане в канавы, когда эхо разнесло над Лоуни звук одинокого выстрела, затихшего в безмолвии песков.
