Ангелина с истерическим визгом уткнулась лицом в стол. Де Мон сочувственно кивнул:
– Пожалуй, эти слова применимы и сейчас, не так ли, сударыня? Когда человек искренне раскаивается, жизнь открывает перед ним новые пути! – И он обратился к Оливье: – Так вот, насчет того, что все поправимо. Вообразите, что поправима даже та ситуация, в которую вы лихо вляпались!
И выпрямилась Ангелина, и глаза Оливье зажглись ожившей надеждой, и оба они враз выдохнули:
– Как?
– Очень просто! – хлопнул нотариус ладонью по столу. – Для этого нужно, чтобы мадемуазель еще сегодня стала моей женой.
* * *
В это время истекли заветные полчаса, но прежде, чем нотариус Блан и префект полиции вошли в дверь опочивальни покойной Марго де ла Фонтейн – еще не знающие, что им предстоит засвидетельствовать бракосочетание, – Оливье стало известно, что «завещание тетушки Марго» не будет уничтожено, однако и ему не придется в полной мере насладиться богатством. На его содержание ежегодно выделялась преизрядная сумма, ну а сам капитал по доверенности поступал в распоряжение Анжель д’Армонти, по мужу – Анжель де Мон. Через два дня, после исполнения всех формальностей, де Мон с супругой и ее кузеном (таков теперь был официальный статус Оливье) намеревался отправиться в Париж, где им предстояло жить в новом особняке на бульваре Монмартр.
Услышав это, Оливье молча склонил голову, убеждая себя, что это вовсе не удар судьбы, а ее подарок. Однако Ангелина все-таки осмелилась спросить:
– Вы спасли меня сударь, но почему?!
Ей показалось, что темные глаза под морщинистыми веками предательски повлажнели, прежде чем де Мон улыбнулся невесте:
– Вы здесь не так давно, моя дорогая, и еще не знаете, какие диковинные штуки выделывает с людьми этот проклятый мистраль. Мадам Маргарита даже рассталась из-за него с жизнью. Плиний
[60], к примеру, рассказывал, будто в случаях мистраля древние садились в масляные ванны, дабы уберечься от его разрушительного воздействия. А у меня, представьте, масляной ванны не оказалось. Вот я и не уберегся от любви с первого взгляда… Остается только молиться, чтобы это была моя последняя любовь!
3. Супружеская жизнь
Через неделю после этих событий новая карета господина де Мона (прежняя оказалась мала для трех человек и багажа) въехала в Понт-ан-Руайан, маленький городок на берегу Бурны. Река эта, известная прозрачностью своих вод, протекает, бурля, через городок и образует несколько водопадов, а знаменита тем, что в ней ловят прекрасных форелей.
Карета пронеслась по замощенной главной улице городка и остановилась возле постоялого двора. Выбежавший навстречу хозяин увидел высокого молодого мужчину, который вынес из кареты красивую, нарядно одетую даму и потребовал лучшую комнату для больной. Дама была без чувств, и лицо мужчины выражало крайнюю обеспокоенность. Хозяин принял его за мужа дамы и указал дорогу, заметив, что из кареты появился еще один постоялец: почтенного вида старик небольшого роста. Очевидно, это был отец дамы, ибо его лицо выражало такую же обеспокоенность, как и лицо молодого человека. Однако вскоре выяснилось, что старик-то как раз и оказался мужем, а молодой человек – всего лишь кузеном заболевшей дамы. Последний справился у хозяина, где живет местный доктор, и кинулся за ним со всех ног, а вскоре они появились вместе, причем доктор поспешно подошел к больной. Супруг дамы пожелал присутствовать при осмотре, ну а любопытный хозяин припал к известной только ему щелочке между панелями, так что мог слышать и видеть все происходящее.
Из-за ширмы, где стояла кровать дамы, доктор вышел с нахмуренным лбом и поджатыми губами. «Плохо дело!» – подумал хозяин, и тон доктора подтвердил его опасения.
– Дела у нашей больной не очень хороши. У нее… э-э… delirium tremens
[61].
Старый муж, услышав о таком диагнозе, чуть не упал со стула и не сразу смог пробормотать:
– Белая горячка?! Слава богу, что не черная оспа!
– Слава богу! – с жаром отозвался кузен.
Доктор же насторожился:
– Вы не чужды латыни?
– В некоторой степени, – сухо отозвался старик. – Но медицинская латынь – не мой конек. Поэтому я вам вполне доверяю.
Надо полагать, латынь доктора тоже была небезупречна, потому что трактирщик заметил, как старик и кузен дамы обменялись понимающими взглядами.
– Они вам скажут по-латыни, что ваша дочь больна, – буркнул старик, как пишут в пьесах, «в сторону».
Затем трактирщик услыхал:
– Позвольте, сударь, я чего-то не понял… Значит, эта дама – все-таки ваша дочь?
– Эта дама – моя жена. А это – Мольер
[62], – рассердился старик.
Доктор вернулся к рассуждениям, из коих можно было понять, что болезнь дамы (та самая delirium tremens) проистекает от дорожной усталости и угнетенного душевного состояния…
– …и беременности, – подсказал супруг, и доктор едва не выронил свою слуховую трубку.
– Ах, да она еще и беременна? Поздравляю вас, друг мой, поздравляю! – проговорил он с жаром. – Ну, коли госпожа беременна, так и говорить не о чем! Успокоится ее нервическая усталость – излечится и болезнь.
– Очевидно, понадобятся какие-то лекарства?.. – осведомился супруг.
– Я принесу их позже. Они не столь необходимы, как спокойный сон. Я рекомендовал бы оставить госпожу одну. Нет, конечно, ей нужен присмотр, однако меня призывают дела… прочие больные… Я хотел бы знать только одно: кто из вас особенно крепко любит госпожу? – Врач пристально воззрился на оторопевших от такой прямоты мужчин.
– Я нахожу ваш вопрос оскорбительным, сударь! – заявил наконец кузен. – Конечно же, родственные чувства гораздо сильнее чувств супружеских…
– Позвольте! – воскликнул муж дамы. – Но ведь брак освящен церковью, а это означает связь любви земной и небесной.
– Всякий брак может быть расторгнут, в то время как узы крови нерасторжимы, – возразил молодой человек.
– Сказано в Писании: «Остави отца и мать свою и прилепися к нему», то есть к супругу, – заметил не без ехидства старик.
– Я вот к чему спрашиваю, господа, – пояснил врач. – Лучшим способом лечения delirium tremens является мысленное воздействие на больного. Action in distans
[63], – уточнил он. – Поэтому я предлагаю, чтобы один из вас, чьи чувства менее горячи, остался с дамой, а другой, кто любит ее особенно сильно, отправился бы до вечера прогуляться по окрестностям, всем существом своим желая ей скорейшего выздоровления. Решайте, кому быть сиделкою, а кому истинным врачевателем.
