Финансами и вообще государственным имуществом управляют два казначейства: одно, талду («сбор податей»), заведующее казной и имуществом собственно далай-ламы, и другое, которое, по-видимому, не имеет особого названия и именуется по должностям казначеев лабран-чянцзад, т. е. «дворцовые распорядители», из коих двое старших, светский и духовный, заведуют общеказенным имуществом и казной.
Решение исключительно духовных дел находится в руках Совета четырех придворных писцов дун-йигши, под председательством так называемого чжишаб-хамбо.
Все вышеуказанные должностные лица составляют большой Совет дэбашуна, но на обсуждение особенно важных дел, как, например, при слухах о появлении на границах Центрального Тибета европейцев, приглашаются еще старшие администраторы главных монастырей.
Таким образом, большой Совет состоит под председательством: 1) далай-ламы или заменяющего его, 2) чжялцаба, сохраняющего голос и в присутствии далай-ламы, 3–6) из четырех галонов, 7—11) пяти дабоней, 12–15) четырех дун-йигши, 16–17) двух талду, 18–19) двух лабран-чянцзадов, 20–22) трех настоятелей Сэ-нбра-гэ-сума и 23) цзасак-ламы чжялцаба. Таков наибольший состав большого Совета дэбашуна. Точно установленного состава, я думаю, нет вовсе.
Для местного управления центральное управление назначает так называемых цзон-бонь, начальников цзонов, преимущественно по два на каждый цзон или уезд. Таких уездов числится теперь 53. Главная обязанность этих цзон-боней, из которых духовного зовут цзэдун, а светского дунхор, заключается в сборе податей, поступающих большей частью натурой: хлебом, маслом, сукнами и т. п. Только в Накчу, ввиду важности этого пункта, духовный цзон-бонь называется хамбо, а светский нансо (в просторечии «заботящийся о внутреннем»).
Нам, к сожалению, не удалось ознакомиться с кодексом современного судопроизводства в Тибете, но говорят, что руководствуются старинными правилами управления, составленными ханом Срон-цзан-гамбо. По каким бы законам ни управлялась страна, правосудие в Тибете довольно призрачно, так как веками укоренившееся взяточничество сделало мерилом правоты количество поднесенных взяток. […]
Самым жестоким наказаниям подвергаются за воровство, совершаемое, преимущественно, как и всюду на свете, бедною частью населения. Жертв страсти к чужой собственности ежедневно можно видеть в Лхасе с отрезанными пальцами, носами, а еще больше ослепленными, занимающимися попрошайничеством. Затем в обычае пожизненное надевание небольших круглых колод на шею, железных оков на ноги, ссылка на окраины и отдача в рабы князьям и начальникам цзонов. Самым большим наказанием является, конечно, смертная казнь, производимая утоплением в реке (в Лхасе) или сбрасыванием со скалы (в Шихацзэ). […] За отменой нынешним далай-ламой смертной казни мне пришлось быть свидетелем лишь публичных наказаний посредством плетей.
Существование смертной казни в буддийской стране, у людей, которые избегают убивать даже насекомых, кусающих их, вполне объясняется философами-ламами тем, что ради блага многочисленных живых существ нет греха убивать злонамеренных людей. Казнь, кроме того, весьма полезна для самого злодея, так как она избавляет его от дальнейших грехов! Таково оправдание смертной казни!
При допросе производятся пытки, практикующиеся, как известно, повсюду в Китайской империи; самой жестокой из них здесь считают прижигание тела посредством расплавленного сургуча. От телесного наказания не избавляются и женщины, которые наравне с мужчинами подвергаются публичному наказанию плетьми.
Зависимость Тибета от Китая, как известно, выражается ныне назначением одного или двух маньчжурских амбаней, которые следят за верховной политикой страны как во внутренних делах, так и в делах по сношениям с другими странами. […]
Значительное влияние амбаней выражается при выборах новых перерожденцев и назначениях новых правителей страны. Все ламаистские перерожденцы, утверждаемые маньчжурским правительством, и так называемые высшие хутухты (числом 9), а также и три великих ламы, т. е. банчэн-эрдэни, далай-лама и ургинский хутухта выбираются посредством жребия, метаемого перед статуей Большого Чжу или перед изображением императора в Потале. Имена трех представляемых кандидатов пишутся на отдельных билетиках, которые опускаются в урну. Маньчжурский амбань вынимает китайскими палочками один из билетиков.
Назначение же высших правителей еще более зависит от амбаня, так как он представляет на утверждение пекинского правительства предназначенных кандидатов. Все это служит доходной статьей амбаней, и поэтому эти должности считаются весьма выгодными, но отдаленность Тибета от Китая и трудность пути туда служат причиной того, что амбани назначаются из незначительных чиновников, часто зависящих от какого-нибудь влиятельного покровителя. Те же причины вызывают и то, что абмани живут в Лхасе очень недолго, едва дослуживая трехлетний срок. За это время они стараются вознаградить себя за понесенные труды и с лихвой возместить предварительные расходы, сделанные в столице богдохана для получения должности.
Говоря об управлении Тибета, нельзя не упомянуть, что маньчжурские императоры после подчинения Тибета старались привить здесь такое же управление, как и в других подчиненных Китаю инородческих странах. Поэтому они хотели поставить в члены Совета управления Тибетом наследственных князей с маньчжурскими титулами.
Первые отличия от маньчжуров получили, понятно, те лица, которые содействовали им при подчинении Тибета активными действиями против сопротивлявшихся или же пассивным бездействием.
Вот перечень таких отличенных маньчжурским правительством лиц.
1. Упомянутый выше Чжюрмэд-цэбтань, старший сын Полхабы, еще при жизни своего отца был награжден последовательно младшими чинами до туше-гуна (чжэнь-го-гун – по-китайски). В 1750 г. он был убит своим младшим братом Чжюрмэд-Намчжялом, который, как известно, был казнен маньчжурскими амбанями. Император Цянь-лун, во внимание к заслугам Чжюрмэд-цэбтаня, наградил в 1752 г. его второго сына, Чжюрмэд-Ванчжяла, титулом «помогающего государству гуна» (по-китайски – фу-го-гун). После смерти последнего титул перешел к его усыновленному сыну Норбу-Пунцок, а в 1784 г. этот титул был закреплен за ним наследственно.
2. Отец седьмого далай-ламы, как будет сказано ниже, именовался Соднам-дарчжяй. Он много содействовал маньчжурам при подчинении и успокоении Тибета, а также весьма усердно оберегал и воспитывал своего сына – далай-ламу. В 1729 г. он представился императору вместо своего сына и поднес подарки. За это был награжден коралловым шариком, павлиньими перьями на шапку и титулом фу-го-гун. После его смерти император передал титул его второму сыну (старший был далай-ламой), по имени Куньга-данцзинь. Этот умер в 1774 г., и ему наследовал сын его Даший-намчжял; но вскоре в палате внешних сношений (лифань-юань) был возбужден вопрос о наследовании титула во многих поколениях родственниками далай-ламы. Император склонился в пользу мнения о неудобстве и незаконности такого наследования, но в данном случае, во внимание к исключительным заслугам отца 7-го далай-ламы, он захотел оставить за его потомством наследственный титул, пониженный в тайчжи 1-й степени.
