Уилл опускался, пока их бедра не соприкоснулись. Эйва наслаждалась полнотой ощущений, тем, как он заполнял пространство внутри нее. Весь мир сейчас заключался для нее в этом мужчине, чья кожа скользила по ее коже. В том, как часто билось ее сердце. В напряженной пульсации между ног, требовавшей движения. И Эйва раскачивала бедрами, отчаянно стремясь продлить это сладостное трение.
Ее движение подтолкнуло Уилла к решительным действиям. Он наклонился и принялся лихорадочно ее целовать; его бедра ритмично заработали. Удовольствие от скольжения его поршня вверх и вниз по ее чувствительным тканям, от того, что при каждом новом ударе его тело ласкало крошечный бутон наслаждения в верхней части ее расселины, стало невыносимым. А он заводил ее все больше, пока Эйва не впилась в его кожу ногтями. Все ее мышцы напряглись.
– Ох-боже-боже-боже-боже! – запричитала она. – Еще, Уилл, еще!
– Господи, Эйва… – сквозь зубы простонал мужчина и ринулся вперед с такой силой, что она приподнялась на кровати.
Его рука отыскала ее изюминку и надавила на нее. Это было именно то, в чем она нуждалась. Наконец электрический разряд пробежал по ее ногам и спине, и женщина полетела в темноту, словно прыгнула с утеса вниз головой. Тело Эйвы вздрогнуло и начало корчиться в спазмах, а Уилл накрыл ее губы ртом, глотая крики. Ее кульминация, похоже, повлекла за собой его собственную разрядку, потому что, как только Эйва начала немного приходить в себя, Уилл резко вышел из нее и залил своей струей ее живот и бедра.
У Эйвы не было слов. Еще долго они с Уиллом пытались отдышаться. Он был взъерошенным и расслабленным – несгибаемый мужчина, на несколько мгновений потерявший над собой контроль. На лице женщины появилась удовлетворенная улыбка.
Уилл погладил ее ладонью по колену.
– Мне нравится, когда вы улыбаетесь, особенно в постели.
– Но я была в вашей постели всего дважды, – напомнила она.
– Да, это так. Но оба раза вы улыбались. И мне приятно думать, что я имею к этому отношение.
– Какое высокомерие! – произнесла Эйва, но в ее словах не было язвительности, они прозвучали с нежностью.
Уилл игриво ущипнул ее за бедро, и она взвизгнула. Рассмеявшись, он встал с кровати и направился к умывальнику. Вернувшись с влажным полотенцем, он принялся вытирать ее кожу. Затем помылся сам. Эйва могла бы наблюдать за ним часами. Он двигался с невероятной грацией – человек, которого ничто не смущало.
Затем Уилл выключил верхний свет и лег на матрас рядом с ней. В комнате стало темно, но Эйва все равно отчетливо его видела.
– Зачем вы приезжали сегодня на Бэнк-стрит?
Одну руку Уилл закинул за голову, а другой притянул ее к себе. Тепло его тела приятно согревало ее влажную от пота кожу, и Эйва положила руку ему на грудь. Ее голова покоилась у него на плече.
– Хотел увидеть вас. Мне очень не понравилось, что вы украдкой сбежали из гостиничного номера, пока я спал. Существовала вероятность, что вы сожалеете о случившемся, и я подумал: возможно, мне следовало бы попробовать убедить вас, что этого делать не стоило.
– Я ни о чем не жалела, но в тот момент мне показалось, что будет разумнее уйти не прощаясь.
– Почему?
Потому что все это было слишком хорошо. Слишком искренне. Слишком соблазнительно. И у нее возникло желание остаться с ним навсегда.
– Вы были разочарованы, когда проснулись?
– Да, разумеется. А вы думали, что я испытаю облегчение?
Эйва не ответила, и Уилл провел ладонью по ее спине, задержавшись на плавном изгибе ягодиц. Он нежно поцеловал женщину в лоб.
– Если вы ожидаете, что я потеряю к вам интерес, боюсь, вы будете разочарованы.
Грудь Эйвы распирало, ее сердце зажглось ликующей радостью. Этот мужчина был слишком опасен для нее. И все же она почти ничего не знала ни о нем, ни о его жизни, помимо того немногого, что успела увидеть. Эйва нежно погладила светлые волосы на его груди.
– Вы были очень добры к Сэму и Мэри.
– В вашем голосе слышится удивление.
– Я просто не думала, что вы любите детей – наверное, все дело в этом. Принято считать, что железнодорожные бароны пренебрегают семейными ценностями.
– Вы что, знаете несколько железнодорожных баронов?
Эйва провела пальцем вокруг его соска и почувствовала, как по телу Уилла пробежала дрожь.
– Нет, только одного.
– Я люблю детей, даже очень. Я воспитал свою младшую сестру. – Уилл сделал глубокий вдох и надолго задержал дыхание. Наконец он выдохнул и сказал: – Моя мама умерла, когда мне было двенадцать. Она была… Я еще никому на свете об этом не рассказывал. – С его губ сорвался горький смех. Эйва ничего не ответила, продолжая неподвижно лежать у него на груди.
– Впрочем, слуги об этом, конечно, знали – она была несчастлива. На самом деле она страдала. Мой отец был жестоким человеком – но, нужно сказать, только по отношению к членам своей семьи. Остальные любили Арчибальда Слоана, ведь замашки тирана он оставлял за закрытыми дверями своего дома, приберегая их для жены и для меня. Моей матери доставалось больше всех. Бесконечные едкие замечания и язвительные комментарии, постоянное недовольство. Она зачахла у меня на глазах…
– Вам, должно быть, было очень тяжело, – тихо сказала Эйва.
Она не знала, что удивило ее больше: то, что его детство было далеко не идеальным, или же то, что он делился с ней своими воспоминаниями.
– Но ничего другого я не видел, пока не начал читать. Из книг я узнал, что не во всех семьях царят такие же порядки, как у нас, и понял, что мы живем неправильно. Понял, что не все матери постоянно льют слезы и прячутся в своей комнате, чтобы не привлекать к себе внимание мужа. Я с содроганием думаю об обстоятельствах, при которых были зачаты мы с Лиззи.
– А сколько было вашей сестре, когда умерла ваша мать?
– Четыре года. Не думаю, что у Лиззи сохранились какие-то реальные воспоминания о ней.
– Что вы имеете в виду под словом «реальные»?
Она почувствовала, как Уилл напрягся.
– Большинство ее детских воспоминаний связано с историями, которые я ей тогда рассказывал. Их главным действующим лицом был персонаж, похожий на экономку из «Дэвида Копперфильда».
– На Клару Пегготи?
– Да.
– А что же ваш отец? Он и к Лиззи относился подобным образом?
– Он в основном не обращал на нее внимания, хотя время от времени за завтраком читал ей биржевые сводки. Я как-то сообщил ему, что у Лиззи есть математические способности – и, кстати сказать, весьма неординарные, – на что он мне ответил: «Ну, хоть кто-то из моих детей не обделен умом».
– Уилл, это же ужасно!
Он пожал плечами.
