– Я не знаю, – я стала тереть кулаками глаза, размазывая по лицу тушь и подводку для глаз, – я… Я не могу сказать.
Подошел Макс и положил мне руку на плечо.
– Поговорим завтра? – полувопросительно сказала я. Ксения покачала головой и взяла со стола еще одну бутылку пива.
– Я слежу за тобой. Ладно, ты, красавчик, – обратилась она к Максу, – я так понимаю, что ты больше не будешь дымить на моем балконе. Жаль.
– Это твоя соседка? – спросил Макс, когда Ксения ушла.
– Это моя лучшая подруга.
– Она странная. Кажется, очень крутая, но странная.
– Не для меня, – твердо сказала я.
– У тебя черные круги под глазами.
– Плевать.
* * *
Мы потанцевали немного, но настроения все равно не было.
– Меня всё бесит, – сказала я. – Выводит из себя. Зачем мы сюда приехали?
– Хочешь, пойдем в комнату Игоря? Там никого нет.
Мы прошли по длинному коридору, заглядывая во все комнаты, там разговаривали другие гости – где парочки, где группы. Дверь в комнату Игоря была плотно закрыта – знак того, что она не входит в зону тусовки. Мы зашли, не включая свет, и сели на диван.
И опять казалось, будто не мы сорок минут целовались на заднем сиденье такси, держась за руки и то и дело смотря друг другу в глаза в поисках ответов на очевидные вопросы. Мы неуверенно начали говорить об общих знакомых, но из-за фальшивости тона и темы разговор быстро угас, а если наши пальцы случайно касались друг друга, оба вздрагивали и отдергивали руки. Макс откинулся на подушку и закрыл глаза. Я придвинулась к нему и крепко обняла за шею.
– Мне очень жаль, что так получается, – спокойно сказал он.
– Мне тоже.
Кто-то открыл дверь в комнату и включил свет. Я приподнялась, щурясь и пытаясь разглядеть, кто это. Донован. Мы с ним вместе брали курс по советской истории в прошлом семестре.
– А, голубки, хорошо проводите время? – с трудом выговорил он, помахав нам бутылкой пива.
– Исчезни, Донован, – сказала я.
Он, ухмыльнувшись, щелкнул выключателем и послушно закрыл дверь.
Говорить было не о чем. Мы продолжали лежать, обнявшись, и Макс целовал мое плечо, и шею, и гладил по волосам.
* * *
– Сколько я спала? – спросила я, и голос прозвучал хрипло и странно, как будто кто-то говорил за меня.
– Минут сорок, – ответил Макс, голос у него был тоже сонный. Он продолжал меня обнимать, и я сильнее прижалась к нему. Это чувство опять нахлынуло. Как будто я стою в темноте и не знаю, как сделать следующий шаг, чтобы не провалиться в пропасть. Всё, что я знала, и всё, что я помнила в жизни, казалось далеким и ненадежным, расплывчатым, а в центре всего этого хаоса была я одна и дикий, необъяснимый, парализующий страх.
– Может быть, мы всё неправильно сделали? – спросила я.
– Что ты говоришь?
– Может, мы должны были попробовать?
– Ну, я говорил тебе, – удивленно ответил Макс, и, наверное, он не понимал, почему я снова начинаю, – если ты готова…
– Я не готова, – перебила его я, и он разозлился.
– Конечно, ты не готова. Тебе, like, twenty ты хочешь всё и сразу – и отношения, и диплом из Коламбии, и чтобы все получалось само по себе, раз – и пожалуйста, сделано. Ты как ребенок.
– Я как ребенок?
– Ну не я же.
Я на секунду задумалась: не может ли быть так, что он прав. Сложно было сосредоточиться на этой мысли, потому что у меня дрожали губы и прямо сейчас все опять было мутно и расфокусированно, а вдалеке стоял образ той жизни, которой я должна была жить, но у меня словно не хватало сил. Как будто я хотела сделать гениальный кадр – и забыла протереть объектив.
– Ты, может, спутал? – переспросила я. – Человек, который хочет отношения без обязательств. Человек, который не хочет никому ничего обещать, потому что он не знает, сможет ли свои обещания выполнить. У которого не хватает силы воли даже на то, чтобы попытаться. Это ты мне говоришь, что я ребенок?
С шепота мы перешли почти на крик.
– Да ты посмотри на себя, – продолжал Макс, – ты даже не умеешь справляться с эмоциями. Ты по три раза отменяешь встречи, потому что не можешь понять, что ты чувствуешь и чего ты хочешь. Да даже эта ситуация с раком, ты очень странно с этим всем справлялась, я такого никогда не видел.
– А как я, по-твоему, должна была с этим справляться? Я имею в виду, а ты знаешь, что обычно люди делают в таких ситуациях? Ты много такого видел? Дашь мне совет? Я нарушила твои правила о том, как нужно узнавать о том, что у тебя, возможно, рак?
– Конечно, нарушила, – ответил Макс.
Просто out of spite
[20].
– Да пошел ты.
Я включила свет и, постояв немножко с закрытыми глазами, повернулась к Максу. Он лежал, закинув руки за голову, стараясь выглядеть иронично, а выглядел растерянно.
* * *
Когда таксист поворачивал на Бродвей, я открыла тиндер и проверила новые сообщения. Пощелкала немного, убрала телефон и откинулась на спинку сиденья. Перед глазами все еще стоял Макс, а в глазах и губах, в пальцах, в венах, везде, где могла бы быть кровь и жизнь, и особенно там, где должно было быть дыхание, – вздымалась, исчезала и снова проявлялась, как плохо стертая пунктирная линия, паника.
Вера Ванг
— Лемурчик, ну пожалуйста, – продолжала ныть Смирнова, и от ее приставаний я так обессилела, что просто нажала на громкую связь и выпустила телефон из рук. Он лежал рядом со мной, на столе, я подчеркивала маркером ключевые фразы и даты и была уже на двенадцатом письме, а голос Смирновой все не отпускал:
– Лемурчик, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, ты мне очень нужна!
– Смирнова, найди себе другую, – устало отбивалась я.
– Мона, – перешла она на серьезный тон, – другая не выбьет из этой тетки денег, а ты выбьешь! Нам нужен этот чек!
– Ну так пойди сама и уговори ее, – в сотый раз сказала я.
– Я не могу! Я – директор фонда, мое имя стоит на всех наших бумажках. Если директор фонда сам ходит на встречи с донорами, это значит, что директор ни черта не делает и фонд ни черта не делает.
– Но это правда.
– Ну да, но ей-то необязательно знать! Зато начнем делать, Мона! Ну давай же! Ты у нас отличница из Колумбийского университета, ты работаешь в ООН, ловишь террористов, и еще у тебя жалостливые глаза, у тебя хорошо получится.
– Ксения, я не ловлю террористов, я изнываю от скуки на работе, и ты прекрасно это знаешь, – пробормотала я, делая пометки в переписке с женевским офисом.
