– Алло, Бетфорд? – сказал он. – Это Кармоди. Вы не попросите мисс Браун? А? Конечно, Сью. Другие мне не нужны. Молодец. Жду.
Сыщик не позволит себе выразить чувства. Пилбем просто кивнул, словно обдумывал что-то важное, а мог бы и подскочить.
– К «Марио», да? – сказал ему Хьюго. – Кто там играет?
– Леопольд.
– Это хорошо. – Хьюго промычал несколько тактов и потопал ногами. – Разучился, честное слово. Значит, в Бландинг не поедете?
– Нет.
– Жаль. Хорошее место. Дорожки, пейзажи, всякие корты… А то приехали бы! Ладно, ладно. Сью! Алло-алло-алло! Это я, Хьюго. Да, по совершенно секретному делу. Говорю из агентства «Аргус». Ты не поможешь мне вернуть молодость, так это в восемь тридцать?
Наступило молчание. Совесть вступила в неравную борьбу. Против нее стояли: тоска; любовь к танцам; расположение к Хьюго, с которым хотя бы посмеешься, а смех сейчас очень нужен.
– Алло, алло, алло! – залаял он.
– Не ори! – сказала Сью. – Я чуть не оглохла.
– Прости, старушка. Думал, разъединили. Так идем?
– Ну, давай встретимся, – уклончиво отвечала Сью.
– Давай. Потанцуем, пообедаем.
Духовно чуткий наблюдатель, оказавшийся в вестибюле, различил бы в эту минуту легкий стон. То была совесть, павшая в прямой атаке. Сью вспомнила, что именно Хьюго расскажет ей все про дорогого Ронни. Несомненно, ее ангел ответил бы, что «это» можно. Мимоходом, так, к слову, они потанцуют, но главное – весть о Ронни…
– Хорошо, – сказала она. – А где?
– У «Марио».
– У «Марио»?
– Да. Менингит, астма, ревматизм, ишиас… Усекла? Молодец. В восемь тридцать.
Хьюго повесил трубку и снова ослепил улыбкой злосчастного Аргуса.
– Премного обязан, – сказал он, – спасибо.
– Это вам спасибо, – сказал Пилбем.
– Ну, мне пора. Перемените мнение – звоните, Маркет-Бландинг, 32Х. Кроме вас, просто некому. Как, хорошо идут дела? – не удержался он, ибо любознательность в нем превышала деликатность.
– Неплохо.
– А что именно вы делаете? Я часто гадал – ну, меряете следы, складываете кончики пальцев, вот так, а еще что?
– Нам часто поручают следить за тем или иным лицом.
– Хоть за мной не следите! – воскликнул Хьюго. – Пип-пип!
– До свиданья, – ответил Пилбем, нажал на кнопку и проводил клиента до двери.
2
По праву прославленный джаз Леопольда, раздувая щеки, выкатывая глаза, играл популярную мелодию; и Сью – впервые за этот день – обрела духовный покой. Совесть, убаюканная кваканьем саксофонов, решила отдохнуть, видимо, уяснив, что девушке надо иногда невинно развлечься.
Какие глупые мысли бывают у Ронни, думала Сью, склоняясь к анализу. Танец – просто игра, и так уж случилось, что одной в нее не сыграешь. Можно ведь играть в теннис или там в гольф. Нет, смешно ревновать из-за такой чепухи!
Однако, хотя совесть и не вмешалась, Сью ощутила облегчение от того, что ее ангел ничего не узнает.
В конце концов, мужчины – такие дети! Сью вздохнула. Им бы еще разум, легче было бы жить. Неужели Ронни сомневается в ее совершенной любви? Да протанцуй она до утра с кем угодно, хоть со всеми – ему ничто не грозит.
– Не говори Ронни, ладно? – сказала она Хьюго, когда он пришел.
– Ладно.
– Он такой смешной…
– Истинный клоун. А что?
– Он не поймет.
– Это да. Странно, что он мне не сказал про тебя. Дружим с детства…
– Он боялся.
– Ты намекаешь на то, что Хьюго Кармоди – сплетник?!
– Немножко есть, правда!
– Ничего подобного. Я сильный, сдержанный человек.
Чтобы это проиллюстрировать, он молчал до конца танца.
Сью удивилась:
– В чем дело?
– Я оскорблен. Нет, только подумать! Я – сплетник! Да если хочешь знать, я тайно помолвлен и молчу.
– Хьюго!
– Да. Помолвлен. Настал день, когда любовь осенила и Хьюго Кармоди.
– Кто эта несчастная девушка?
– Счастливая, ты хочешь сказать. На что я наступил, тебе на ногу?
– Да.
– Виноват. Новые танцы… Эта счастливая девушка – Миллисент Трипвуд.
Чтобы высветить величие этого мгновенья, джаз умолк, и сильный, сдержанный человек повел даму к столику. Она восторженно на него смотрела.
– Быть не может!
– Может.
– Это же замечательно!
– Мне тоже нравится, – признал Хьюго.
– Я к ней так ревновала! Ронни говорит, их хотели поженить. Ну, теперь все в порядке.
– Да, в полном.
Джаз очнулся, но Сью не встала.
– Что такое? – удивился Хьюго.
– Посидим, поболтаем. Ты не представляешь, до чего мне это важно. Потом, ты разучился танцевать. Совсем другой человек.
– Практики нет. – Хьюго закурил и, глядя на крутящиеся пары, впал в рассудительность. – Когда живешь в лесах, трудно поспеть за этими новыми па.
– Нет, танцуешь ты хорошо, но раньше… Когда я с тобой танцевала, я плыла на розовом облаке над сверкающим океаном.
– Исключительно точно, – одобрил Хьюго. – А сейчас…
– Давай поговорим про Миллисент, – предложила добрая Сью. – Расскажи мне все, ладно?
– Когда мне было лет пять, – начал Хьюго, – я ходил к учителю танцев. Меня учили, как сейчас помню, перебрасывать мячик из одной руки в другую. Не люблю хвастаться, но все как один шептались: «Кто это? Кто это?»
– Она очень красивая?
– Дай мне мячик, и я бы тебе показал. Но кто меня поймет? Где мячики? Где шимми
[13], в конце концов? Так циником станешь, честное слово!
– Расскажи мне про Миллисент!
– Минутку! Танцы, насколько я знаю, восходят к древним египтянам, которые полагали, что изобрел их бог Тот. Фригийские корибанты
[14] плясали в честь какого-то типа, а на праздниках Реи Сильвии
[15] римляне тоже не ленились. Но что теперь бог Тот! Выдумывают, придумывают… И так всегда. Был ли хоть миг в истории, когда несчастный, но вполне благонамеренный танцор не садился в лужу?
