Так удивимся ли мы, если внезапный удар застал его врасплох? Посетуем ли, что он не откликнулся на зов солнца? Осудим ли его за то, что он не мог проглотить комок в горле, словно устрица, проталкивающая внутрь дверную ручку?
Нет, нет, нет.
Дверь открылась, вошел Галли. Лорд Эмсворт поправил пенсне и на него посмотрел. Зная, как прохладно относится брат к славной борьбе за свиное первенство, он боялся непочтительной шутки. Но взгляд его смягчился. Брат был грустен. Он сел, откашлялся и сказал с исключительной деликатностью:
– Плохо дело, Кларенс.
– Куда уж хуже, дорогой!
– Что ты предпринял?
Лорд Эмсворт беспомощно пожал плечами.
– Не знаю, что и делать, – признался он. – Кармоди ничего не добился.
– Кармоди?
– Я его послал к сыщикам. Фирма «Аргус», сэр Грегори как-то говорил, когда мы еще не поссорились. Он их очень рекомендовал, они ему помогли.
– Грегори! – гневно фыркнул Галахад.
– Вот я и послал Кармоди в Лондон. А они не согласились. Не хотят искать свиней.
– Ну и ладно.
– То есть как?
– Только деньги тратить. Зачем тебе сыщики?
– Я думал, они умеют…
– Я сам тебе скажу, кто ее украл.
– Ты!
– Конечно.
– Галахад!
– Проще простого. Сейчас я виделся с Констанс…
– Зачем ей моя свинья?
– Послушай. Я виделся с Констанс, и она меня ругала.
– Это она умеет. Помню, в детстве…
– Очень интересными словами. К примеру, «старый пролаза» и «коварный пингвин». А почему? Потому что я ей сказал, что Императрицу украл твой Грегори.
– Сэр Грегори!
– Именно. Куда уж яснее? Дурак, и тот поймет.
– Сэр Грегори?
– Ну что ты заладил?
– Но, Галахад…
– Яснее ясного.
– Неужели ты думаешь?..
– Думаю. Помнишь, что я тебе говорил?
– Нет, – сказал граф, ничего никогда не помнивший.
– Про этого Парслоу. Про наших собак.
Лорд Эмсворт вспомнил:
– Как же, как же. Собаки. Ваши.
– Он испортил моего пса. Так и с твоей свиньей. Кларенс, да подумай немножко! Кому еще выгодно ее устранить? Станет этот свинарь, как его, Гогенцоллерн
[19], предлагать такое пари? Я тебе сразу сказал: дело нечисто.
– Галахад… Как можно… Человек его положения…
– Что ты имеешь в виду? Я знаю этого Парслоу с юности. Всегда был темен, как лес, и скользок, как угорь. Завидев его, сильные люди кидались прятать ценности. Когда мы познакомились, он жил в Шеппертоне, у реки. Отец его, старый декан, договорился с кабатчиком, что тот дает ему завтрак. «Обед надо заработать», – говорил старик. И что же? Этот Грегори научил свою дворнягу, Банджо, крутиться вокруг посетителей, приплывавших на лодках. Он подходил к ним, просил прощения, слово за слово – и шел с ними обедать. Вот тебе твой Парслоу.
– Все равно…
– Помню, нарвался на меня. Сияет, кричит: «Идем! Новая официантка еще не знает, что мне не дают в кредит».
– Галахад…
– А как он меня надул в девяносто пятом! Встретил случайно, зашли мы выпить, а он и вынимает какую-то штуку с номерами. «Вот, – говорит, – нашел на улице, давай завертим, вроде волчка. Ставим на полкроны. Нечетные – ты, четные – я». Мигнуть не успел, отдал ему десять фунтов с лишним. А на другой день узнал, что, если правильно завертеть, выпадают только четные. Вот тебе Парслоу. Думаешь, унаследовал титул, живет в поместье и уже не будет красть? Смешно!
Лорд Эмсворт сдался. Глаза его засверкали, он тяжело задышал.
– Каков мерзавец!
– Да уж, не ангел.
– Что мне делать?
– Делать? Пойди к нему и обличи.
– Обличить?
– Да.
– Иду!
– И я с тобой.
– Посмотрю в лицо!
– Правильно. И обличи.
– Да, да, да, да! Где моя шляпа? Всегда ее куда-то прячут!
– Шляпа тебе не нужна, – сказал Галахад, до тонкости знавший приличия. – Обличать в краже свиньи можно без шляпы.
2
Неподалеку, в Матчингем-Холле, сэр Грегори Парслоу-Парслоу сидел и смотрел еженедельник. Мы этот еженедельник видели. Внимание сэра Грегори привлекла та же самая заметка.
Но Бидж, как мы помним, был тронут. Сэр Грегори дрожал, словно встретил змею на тропинке. Седьмой баронет принадлежал к тем, кто живет в свое удовольствие, а в тридцать один год, унаследовав титул от дяди, становится образцовым землевладельцем. Теперь, на пятом десятке, он собирался войти от Шропшира в палату общин.
С двадцати до тридцати, в это опасное десятилетие, он жил иначе и не хотел о том вспоминать. Тем не менее ему напомнили. Годы принесли некоторую тучность; и, как все тучные люди, он в горькие минуты пыхтел. Но пыхти не пыхти, заметку не сдуешь. Она глядела на него, когда дворецкий доложил о лорде Эмсворте и мистере Галахаде Трипвуде.
Сперва он незлобиво удивился – он знал, как оскорблен граф изменой своего свинаря, а с Галли разошелся лет двадцать назад. Потом он рассердился. Одной рукой писать позорные вещи, а другой, скажем так, спокойно ходить в дом! Он высокомерно поднялся, но Галахад нарушил молчание.
– Парслоу, – сказал он неприятным голосом, – ваши грехи вопиют к небу!
Баронет собирался холодно спросить, чему обязан визитом, но тут опешил и сказал:
– Э?
Галахад смотрел сквозь монокль, как смотрит повар на червя в салате; и удивление баронета снова сменилось гневом.
– Что вы порете? – вскричал он.
– Видишь его лицо? – спросил Галахад своего старшего брата.
– Смотрю… – отвечал лорд Эмсворт.
– Вина на нем написана.
Лорд Эмсворт с этим согласился. Галахад разомкнул руки, сурово сложенные на груди, и стукнул кулаком по столу.
– Берегитесь, Парслоу! – сказал он. – Думайте, прежде чем говорить. И не лгите. Мы знаем все.
Как низко ставил баронет разум своих гостей, явствует из того, что обратился он к лорду Эмсворту:
– Эмсворт! Объясните, что это такое! Что он порет?
– Вы знаете сами, – ответил граф, благоговейно глядя на брата.
– Еще бы не знать! – подхватил тот. – Парслоу, где свинья?
