– Спасибо, я еще постою.
– Как хотите. Он говорит, самоубийство – лучший выход. У индусов оно вместо церкви. Бросятся в Ганг, а там – крокодилы.
– Вы очень любите Шопенгауэра?
– Читаю. Нашла в библиотеке. Он говорит, мы – ягнята на лугу, которых подстерегает мясник. Пройтись не хотите?
– Нет, спасибо.
– Дело ваше.
Миллисент отошла немного, но вернулась.
– Да, я забыла сказать. Я обручилась с Ронни.
Деревья поплыли перед Сью, и кто-то стал ее душить.
– С Ронни?..
– Да, – повторила Миллисент тем самым тоном, который избрал бы Шопенгауэр, обнаружив в салате червяка. – Вот сейчас.
Она ушла, Сью вцепилась в балюстраду.
– Ну, знаешь!
Это был Хьюго, хотя и какой-то зыбкий.
– Она тебе сказала?
Сью кивнула без слов.
– Она выходит замуж за Ронни.
Сью опять кивнула.
– Смерть, где твое жало?
[24] – вскричал Хьюго и убежал туда, куда ушла Миллисент.
Глава XII
Действия дворецкого
1
Достойное и твердое послание, в котором Руперт Бакстер выразил свое мнение о лорде Эмсворте, было написано сразу после прискорбного инцидента и передано Биджу еще не отмытыми руками. Только выполнив этот неотложный долг, бывший секретарь пошел к себе причесаться и умыться, но не успел он пройти один пролет, как дверь открылась и с уст леди Констанс сорвался, скажем так, крик испуга:
– Мистер Бакстер!
Удивилась она настолько, что Бакстер чуть не отнес и ее к разряду неуравновешенных. Сейчас ему были неприятны женские крики.
– Разрешите пройти? – учтиво спросил он. Объяснить он мог все, но не хотел – у стен есть уши.
– Но как же!..
Он скрипнул зубами и пошел в ее комнату.
– Что это с вами?
– Прыгнул из окна.
– Из окна?
Он кратко изложил события. Она покаянно охнула:
– Ах, Господи! Как же я забыла, не сказала вам?
– Простите?
Леди Констанс осторожно оглянулась, хотя была у себя. Практически все, кроме лорда Эмсворта, теперь поминутно оглядывались.
– Сэр Грегори пишет, – объяснила она, – что Пилбем работает на него.
– На него?
– Да. Сэр Грегори к нему ездил и его нанял, чтобы он украл эту рукопись. Потому мы и едем туда: хотим Галахада вытащить. Вам нечего было беспокоиться.
– Нечего, – медленно повторил Бакстер, вынимая из глаза кусочек земли, – беспокоиться.
– Мне очень жаль, мистер Бакстер.
– Не будем об этом говорить.
Глаз уже видел с прежней зоркостью и одарил кающуюся холодным, строгим взглядом.
– Что ж, – продолжал Бакстер, – если бы вы вспомнили, я был бы избавлен от некоторых неприятностей. Вероятно, вы заметили, что я поранил левую лодыжку.
– Простите, ради Бога!
– Кроме того, я вывел из его слов, что лорд Эмсворт считает меня сумасшедшим и слабоумным. Он даже указал, в какой именно степени, сравнив меня с селезнем. Ну, поздно, делу не поможешь. Теперь надо смотреть вперед.
– Вы хотите сказать, найти эту свинью?
– Вот именно.
– О, мистер Бакстер, если бы вы могли!
– Я могу.
Другого человека леди Констанс спросила бы: «Как?», но перед ней был Руперт Бакстер, и она подождала.
– Вы размышляли об этом, леди Констанс?
– Конечно.
– И к каким пришли выводам?
Леди Констанс растерялась, как Ватсон, что там – как сыщики Скотленд-Ярда.
– Прежде всего, – продолжал Бакстер, – надо найти мотивы. Кому в замке выгодно украсть свинью? Мистеру Кармоди.
– Кармоди?
– Да. Он секретарь лорда Эмсворта, и очень плохой, рискующий со дня на день остаться без работы. Приезжаю я. Естественно, он пугается, он лихорадочно ищет, как бы укрепить отношения с лордом Эмсвортом, и тут ему приходит в голову мысль – дикая, достойная кинофильмов мысль, чрезвычайно характерная для людей его пошиба. Если он спрячет свинью, а потом вернет, благодарность не позволит лорду Эмсворту отказаться от его услуг.
Он снял очки и протер. Леди Констанс негромко вскрикнула. О другой женщине, не о ней, мы сказали бы «взвизгнула».
– Но, мистер Бакстер…
Он поднял руку:
– Конечно, одному этого не сделать, свинью надо кормить по часам. Тут нужен сообщник. По-видимому, это Бидж!
Как ни стремится летописец представить все действия леди Констанс в лучшем свете, но тут и он скажет, что она заблеяла.
– Би-и-и-идж?
– Вы замечали, как он себя ведет?
Она покачала головой, ибо была не из тех, кто присматривается к дворецким.
– Он встревожен. Его гложет совесть. Когда я к нему обращаюсь, он подскакивает.
– Подскакивает?
– Да. Только что я к нему обратился, и он взвился в воздух. Можно было бы спросить, в чем дело.
– Стоит ли, мистер Бакстер? Разумно ли это?
Собственно, то была фигура речи, но после таких вопросов расплывчатое мечтание обратилось в четкий план. Бакстер не любил, чтобы сомневались в его разуме.
– Несколько наводящих вопросов не помешают.
– Но он уйдет от нас!
В течение этой беседы Бакстер мог несколько раз отмести возражения рукой, но сдерживался, а сейчас – отмел.
– Дворецких на свете много, – ответил он и с этими разумными словами вышел, не помывшись. До того ли? Он пересек холл. Он проник за зеленую гардину. Он пошел по обиталищу слуг к комнате Биджа, когда дверь открылась и появился дворецкий, одетый для прогулки. Остановившись на одной ноге, Бакстер подождал, а потом последовал за ним.
На дворе было темно, как в коридоре. Мрачное небо обложили темно-лиловые тучи, чреватые громом, молниями и ливнем, которые так часто напоминают нам, англичанам, что мы – народ северный и лето наше – не какой-нибудь радостный рай.
Но никакое ненастье не остановило бы Бакстера, если его звал долг. Подобно герою Теннисона
[25], который следовал за лучом, он следовал за дворецким. Только в одном отношении Бидж походил на луч – он был виден. Но это самое главное.
