– А где она?
– Кажется, пошла в Маркет-Бландинг.
– Что ей там делать?
– Сам не знаю. Сижу тут, курю, она выходит в шляпке и говорит: «Иду на станцию».
– Пойди за ней, отнеси добрую весть.
Это Мартышке не понравилось.
– Четыре мили туда-сюда, – напомнил он.
– Ты молод и крепок.
– А почему бы тебе не пойти?
– У старости есть привилегии. Лучше я вздремну. Ничего нет приятней, чем вздремнуть у камина, в сельском доме. Что ж, дорогой мой, иди.
Мартышка пошел, хотя и без особого пыла. Лорд Икенхем направился к себе. Огонь был ярким, кресло – мягким, мысль о том, что племянник одолевает четыре мили, почему-то приятно убаюкивала; и вскоре тишину спальни нарушил легкий посвист.
Однако счастье быстротечно. Немного поспишь, немного подремлешь – и пожалуйста, трясут за плечо.
Лорд Икенхем выпрямился и увидел, что трясет его Хорес Давенпорт.
Глава XV
По учтивости своей, граф немедленно встал. Нельзя сказать, что он был доволен – чувствовал он ровно то же самое, что чувствует героиня пантомимы, когда на нее, изрыгая пламя, кинется король бесов, – но чувств не выдал.
– Добрый вечер, добрый вечер! – поздоровался он. – Мистер Давенпорт, я не ошибся? Очень рад. Однако что мы здесь делаем? Я прописал отдых у моря. Наши планы изменились?
Хорес поднял руку. Он так дрожал, словно проглотил небольшую машину.
– Почему «наши»? – воскликнул он. – Почему «мы»? Не могу!
– Простите, простите, – согласился граф. – Профессиональная привычка. Успокаивает, знаете ли. Многим пациентам нравится.
– К чертовой матери!
Явная горечь этих слов насторожила лорда Икенхема.
– Простите?
– Не прощу. Нет, так разыграть! Я все знаю.
– Да?
– Да. Вы не Глоссоп.
Лорд Икенхем поднял брови:
– Я вижу, мы взволнованы.
– Хватит. Вы – дядя моей невесты.
Лорд Икенхем умел принимать неизбежное. Быть может, он ему не радовался, но принимать – принимал.
– Вы правы, – согласился он. – Я – дядя Валерии.
– А это – Мартышка и Полли Плум. Я не сошел с ума!
– С чем вас и поздравляю. Да, мы не очень хорошо поступили, но выхода не было. Это не прихоть. Мы надеялись, что Полли очарует герцога. Вы же знаете, какой он сноб. Рикки не может представить ему девушку сомнительного происхождения, а уж сомнительней Пудинга и не придумаешь. Вам сказать мы не могли. Вы слишком чисты и открыты для таких козней.
– Я думал, – удивился Хорес, – она с ним поссорилась.
– Ничуть. После бала он немного сердился, но она его успокоила.
– Почему же он хочет меня убить?
– Он не хочет.
– Хочет.
– Вы спутали.
– Нет, не спутал. Он только что приехал на моей машине, прямо на хвосте, и обещал разорвать меня в клочья.
– На хвосте?
– Да. Я выхожу, а он слезает с багажника и кидается на меня.
– Видимо, я чего-то не знаю, – огорчился граф. – Расскажите пообстоятельней. Это очень интересно.
Хорес впервые улыбнулся:
– Да уж, интересней некуда! Одно слово, влипли. «Проклятье пало на меня», как говорила дева из Шалота
[22]. То есть на вас.
Лорд Икенхем не все понял.
– Дорогой мой, ваша речь темна. «Да» – «да», «нет» – «нет»
[23], вот как надо рассказывать. А то сивилла какая-то!
– Хорошо, скажу прямо. Завтра приедет Валерия.
Этого лорд Икенхем не ждал и, хотя умел встречать удары судьбы, на минуту растерялся, даже усы повисли.
– Валерия?
– Я знал, что вы расстроитесь.
– Что вы! Всегда рад любимой племяннице. Значит, вы с ней виделись?
Хорес смягчился. Конечно, простить он не простил, но выдержкой восхитился. Железный человек!
– Я ее встретил в ресторане. Пошел напиться. Помните, вы советовали?
– Как же, как же.
– Вы рекомендовали напиток «Царица мая».
– Верно. Незаменимо, когда пьешь с горя. И как, понравилось?
– Трудно сказать. Штука специфическая. Взлетишь к небесам, паришь, синие птицы щебечут как бешеные, и вдруг – хлоп! – сплошная гадость. Все темнеет, трудно дышать, исчезает надежда…
– Поразительно! Я не заходил так далеко. Мое правило – одна пинта.
– Когда началась вторая фаза, появилась Валерия с какой-то дамой, напоминающей мопса. Они присели к столу. Я оказался там же. Начал рассказывать о себе…
– Вероятно, даму это развлекло.
– В высшей степени. Хорошая тетка, между прочим, она все и уладила. Валерия была холодновата, просила убрать локоть с ее колен, но эта прекрасная тетка быстро с ней справилась. Она рассказала нам свою печальную повесть.
– А вы – свою?
– Естественно. Ваша «Царица» снимает все запреты. Что ж, откровенность за откровенность, решила тетка. Оказывается, давным-давно она любила одного типа. Они поссорились. Он уехал в Малайзию или что-то в этом роде и женился на вдове плантатора. Через много лет ей – тетке, не вдове – принесли букетик белых фиалок и записку: «Мы могли быть счастливы».
– Трогательно.
– Еще как! Я плакал и рыдал. Тут она сказала Валерии, что милости мы просим
[24] и молитва нас учит милости. Эффект был поразительный. Валерия зарыдала. Мы кинулись друг к другу.
– Так, так. А потом?
– Я плакал, Валерия плакала, заплакала и тетка. Лакей попросил нас выйти. Мы поехали ко мне и съели яичницу с беконом. Когда я ее раскладывал, я вспомнил, что не имею права жениться, потому что я душевнобольной, и сказал Валерии. Тут все и выяснилось.
– Ага, ага…
– Тетка хорошо знала Глоссопа, он лечил ее двоюродного брата, и я понял из ее рассказов, что это не вы. Значит, вы – это вы.
– Безупречно!
– Когда я гадал, в чем тут дело, Валерия фыркнула и сказала, что вы затеяли какую-то очередную пакость и хотите меня убрать. Очень умная девушка.
– Да, слишком.
– Сегодня утром она поехала в Икенхем, посмотреть, там ли вы. Потом она приедет сюда и разоблачит вас. А я решил приехать раньше. Понимаете, мы помирились, но она немножко беспокоится из-за Полли.
