До сих пор внизу никого не было, если не считать коров, предающихся тайной скорби; не было никого, словно жизнь, под влиянием погоды, махнула на все рукой и вымерла. Однако, пока Сью охала, внизу на дорожке появилось что-то знакомое. Оно взглянуло вверх, тоже махнуло рукой, исчезло в дверце, глухо протопотало по ступенькам и явилось в виде Монти Бодкина.
– Привет, Сью. Ты одна?
– Одна.
Монти попыхтел, снял шляпу, обмахнулся и положил ее рядом.
– Ну и денек! – заметил он. – Ты давно тут?
– Так, час.
– А я болтал с этим Пилбемом. Пошел взять сигарет, смотрю – он. Поговорили. Интересный тип.
– По-моему, он гад.
– Гад, конечно. Но знаешь, и гад интересен, если он сыщик. Ты слышала, что он сыщик?
– Да.
– Вот это работа!
– Ты бы не сумел, Монти. Следить, вынюхивать…
– Но с лупой! Вроде не так стыдно. Нет? Может, ты и права. А главное, тут нужен дар. Я бы не узнал улику, хоть подай ее на блюдечке. Какой денек! Задохнуться можно. Прямо как будто в плите. Здесь вообще-то получше.
– Да, получше.
Монти обвел пейзаж мечтательным взглядом.
– Пятнадцать лет тут не стоял. А тогда – стащить не могли. Выкурил первую сигарету… Вон там меня рвало, за той башенкой. Трубу видишь?
Сью видела трубу.
– Галли обогнал вокруг нее Ронни двадцать семь раз. Он насыпал гвоздей ему в кресло, Ронни насыпал своему дяде Галли, не наоборот. А где он, то есть Ронни, не Галли?
– Леди Джулия попросила отвезти ее в Шрусбери, за покупками.
– Ну и что?
– Не знаю. Она была в Париже, потом – в Лондоне. Что ей покупать?
Монти мудро кивнул:
– Ага, понятно. Ты думаешь, она финтит. Нарочно его увезла. Очень может быть.
Сью смотрела на серый мир.
– Ей незачем беспокоиться, – сказала она тоненьким голосом. – Ронни сам от меня бегает.
– То есть как?
– А так. Ты не заметил?
– Понимаешь, – признался Монти, – я все думаю про Гертруду. Мало что вижу. Значит, бегает?
– Все время, с тех пор как я вернулась.
– Чепуха!
– Нет, не чепуха.
– Тебе кажется.
– Нет, не кажется. Он старается со мной не оставаться. А если мы одни, он совсем другой.
– Какой?
– Вежливый. Ой, какой вежливый! Будто с чужими. Знаешь, как он держится, если кого-то не любит.
– Нехорошо! Я уж хотел тебе поплакаться, а так – плачься ты.
– У тебя что-то случилось?
– У меня? – Монти поднял руку. – Не надо! Не искушай меня, а то расскажу.
– Расскажи.
– Ничего? Потерпишь?
– Конечно.
Монти благодарно вздохнул:
– Ну, спасибо. Старушка, что-то со мной не так. Хозяин сердится.
– Почему ты так думаешь?
– Разные признаки, Сью. Такие симптомы. Щелкает языком. Смотрит как-то въедливо. Казалось бы, если он три месяца терпел Хью, трудно ли два дня потерпеть меня? А вот поди ж ты! Не выносит.
– Ты уверен?
– Еще бы!
– Очень странно. Он такой трогательный.
– И я так думал. Помню, уезжаю в школу, а он сует мне денег… и улыбается… Все в прошлом. Он ходит за мной по пятам.
– Что?
– Ходит по пятам. Следит. Помнишь такой гимн «Мидяне рыщут, рыщут…»? Вот и он так. Подозревает, что ли. Посуди сама, вчера я пошел к его свинье, хотел подлизаться. Прихожу, смотрю – а он спрятался за деревом. Ну что это! Значит, следит.
– Вроде да.
– То-то и оно. Ты скажешь, он тут хозяин, хочет и прячется. Но это симптом. И опасный. Сегодня – следит, завтра – уволит. Старушка, я не могу отсюда вылететь! Кто меня тогда возьмет? Я вообще не подарок…
– Монти, бедненький!
– Да, бедненький. Если он меня выгонит, я пропал. А главное, не знаю, в чем дело. Стараюсь, стараюсь… из кожи лезу. Тайна какая-то!
Сью поразмыслила.
– Знаешь что, – сказала она, – попроси Ронни, чтобы он поделикатней…
– Нет, только не Ронни. Тут еще одна тайна. Мы с ним очень дружили, а теперь – еле разговаривает. «Да?», «Вот как?» – и все.
– Правда?
– Нет, он говорит: «Да?» и «Вот как?»
– Это я говорю, он правда с тобой холоден?
– Хуже некуда. Никак не пойму… Господи, Сью! Ты думаешь, он все знает?
– Что мы собирались пожениться? Нет. Откуда ему знать?
– И верно. Неоткуда.
– Здесь ведь никто не знает. Кроме Галли, но он-то молчит.
– Да-да. Только странно как-то – и с тобой, и со мной очень сух. С какой стати ему от тебя бегать?
Вся ее подавленная боль обрела голос. Сью привыкла терпеть, не хотела плакаться, но Ронни уехал, голова трещала, небо походило на брюхо уснувшей рыбы – и она излила душу.
– А вот с какой: из-за матери! Она его точит и точит. «На таких не женятся, сколько есть девушек нашего круга!» Да-да, я знаю! Не спорь. Вообще-то она права. «Подумай, это же певичка!» Я певичка. Ничего не поделаешь. Зачем на мне жениться?
Монти пощелкал языком.
– Ну, старушенция! Да я бы сам… В общем, твоему Ронни повезло.
– Спасибо, Монти. Он так не думает.
– Чепуха какая!
– Хотела б я с тобой согласиться!
– Полная чепуха. Ронни – не такой человек…
– Знаю. Порядочный. Слово чести. Неужели ты думаешь, что я этим воспользуюсь? Видит Бог, я никого не презираю – кроме девиц, которые вцепятся и держат. Знает, что он с ней из вежливости, а держит, не отпустит… Если я точно поверю, что Ронни меня не любит, – сказала Сью, глядя сухими глазами на грозное небо, – я тут же исчезну, чего бы мне это ни стоило.
– Да брось ты! – без особой твердости сказал Монти. – Может, у него что-то с печенью. В такую-то погоду!
Сью не отвечала. Она подошла к бойницам и поглядела вниз. Судя по спине, она то ли плакала, то ли собиралась заплакать, а он не знал, что при этом делают. Лицо Гертруды, плававшее повыше, препятствовало очевидным мерам. Если у тебя такая невеста, можно ли обнять другую, шепча «Ну, ну, ну!»?
– Э… кхм, – сказал Монти.
Сью не обернулась. Он кашлянул, прибавил: «А… э… кх» – и направился к лестнице. Когда внизу хлопнула дверь, Сью приложила к глазам кусочек кружев, который называла носовым платком. Она была рада, что Монти ушел. Иногда лучше одной сразиться со своим горем.
